Рожденный всплывать: история героя из фильма «Дюнкерк» ❘ фото

Кристофер Нолан не стал расписывать личные драмы героев своего «Дюнкерка» вдали от пляжей французского берега. Хотя у одного из главных персонажей ленты был вполне реальный прототип. Причем с настолько богатой на приключения жизнью, что ее вполне хватило бы еще на один фильм. Или даже сериал.




Дюнкерк без Нолана
Немногословного пожилого мужчину за штурвалом собственной яхты в фильме нарекли мистером Доусоном. В реальном июне 1940 года его звали Чарльзом Лайтоллером. Для друзей и коллег — просто Лайт.




Персонаж точно списали именно с него, сомнений нет. Он потерял младшего сына Брайана, служившего в Королевских ВВС, в первую же ночь после вступления Англии в войну 4 сентября 1939 года. Перед уходом в последний рейд Брайан между делом рассказал отцу, как распознать, когда висящий в небе вражеский самолет пойдет в атаку на корабль. В походе из Дюнкерка Лайтоллер-старший не раз благодарил покойного сына.





Между Дюнкерком киношным и Дюнкерком конца мая 1940 года есть несколько принципиальных различий. Первое — это звук. Если с экранного пляжа нас оглушает немыслимая для войны тишина, лишь изредка нарушаемая атакующими немецкими самолетами, то при реальной эвакуации стрельба не прекращалась практически ни на секунду. Немцы простреливали город и берег насквозь. Да и аккуратного прибрежного города уже не было: немецкие налеты и пожары уничтожили его почти на 90 процентов.

И второе. Весь берег был заставлен брошенной и местами уничтоженной самими англичанами техникой, а на экране мы наблюдаем лишь несколько машин. Нолан сознательно отказался от применения компьютерной графики в большинстве сцен «Дюнкерка», а собрать необходимое для достоверной картины количество техники было просто невозможно, даже если мобилизовать все военные коллекции Европы. Ведь в Дюнкерке союзные войска оставили 455 танков, 20 тысяч мотоциклов и 65 тысяч автомобилей. Многие достались немцам во вполне приличном состоянии и потом использовались на других фронтах, в том числе и в восточной кампании.

Как мы видим, совпадение историй в фильме и жизни практически стопроцентное, хотя Нолан в своей картине во многом пережал с драматизмом. Никто спешно не отходил от берега, завидев команду военных моряков, реквизировавших частные суда. Никто никого случайно не убивал на судне. Летчики прекрасно знали, насколько рискованно садиться на воду с закрытым фонарем кабины — зажмет стопроцентно.

В жизни события развивались несколько иначе. Лайтоллер, получив 31 мая 1940 года телефонное предписание от Адмиралтейства передать свою яхту «Сандаунер» в распоряжение военно-морского флота для эвакуации зажатых на французском побережье союзных войск, ответил отказом. Он заявил, что в Дюнкерк пойдет сам, так будет куда надежнее, чем передавать посудину неизвестным морякам, которые вряд ли знают особенности и возможности его судна. С приказами в военное время обычно не спорят, но Чарльз Лайтоллер имел право на свое мнение. Почему — станет понятно ниже.


Уже на следующий день 66-летний Чарльз в компании старшего сына Роджера и его друга, 18-летнего морского скаута Джеральда, отправился к берегу Франции. Кино тут не обманывает.

«Сандаунер» (на австралийском сленге означает «Бродяга» — дань месту рождения жены Чарльза) никогда не принимал на борт более 21 человека. Для 18-метровой яхты, которая когда-то служила разъездным баркасом и была куплена Лайтоллером в 1929 году в состоянии полного упадка за скромные 40 фунтов, это, казалось, предел вместимости. Но по морским законам, когда речь идет о спасении душ — не важно, на воде или горящей под ногами земле, — нет такого понятия, как перегруз судна. А у Чарльза по данному поводу был весьма печальный опыт в прошлом.

Первых двух человек «Сандаунер» подобрал еще на пути в Дюнкерк — с горящего катера «Вестерли», вспыхнувшего из-за проблем с двигателем. А уже во Франции, пришвартовавшись к борту эсминца «Уорчестер», Лайтоллер принялся загружать судно отчаявшимися военными, пока в помещениях и на палубе не осталось ни дюйма свободного места.

По дороге домой «Сандаунер» несколько раз уворачивался от немецких самолетов. Они охотились за каждым судном, вне зависимости от размеров. Уроки старшего сына не прошли даром. Но опасность грозила не только от сброшенных с неба бомб и вспарывавших воду снарядов авиационных пушек. Не меньше досаждали волны от спешивших уйти из-под удара быстроходных эсминцев.

«Сандаунер» не являлся скороходом. Даже при минимальной загрузке его 72-сильный дизель с трудом разгонял яхту до 19 км/ч. Сейчас же осевший в воду почти по самую палубу «Сандаунер» тащился со скоростью весельной шлюпки, грозя перевернуться от каждой набегавшей волны. Но Лайтоллер, исходя из своего прошлого опыта, был практически уверен: пойти на морское дно — это не про него.

В порту Рамсгит, откуда «Сандаунер» вышел 12 часами ранее, военные перестали проверять свои записи, когда с яхты Чарльза пошел шестой десяток вывезенных военных. Только с палубы спустилось на берег 55 человек, а люди из внутренних помещений продолжали и продолжали выходить. Оглушенные взрывами, едва стоявшие на ногах, они с трудом выползали на свет и еще тащили на себе тех, кто не мог идти самостоятельно. Яхта опустела, когда с нее сошел сто тридцатый солдат.

Лайтоллер рвался обратно в Дюнкерк за следующей партией военных. Но ему показали новый приказ Адмиралтейства: суда с максимальной скоростью ниже 20 узлов больше не применять в операции «Динамо» из-за опасности больших потерь. Пришлось смириться: «Сандаунер» о подобной прыти не мог и мечтать, его предел — 10 узлов.

В свою удачу верили далеко не все солдаты, когда Чарльз Лайтоллер размещал их на своем суденышке в Дюнкерке. Один из них, подозвав Роджера, шепотом спросил его: «А твой отец вообще-то нормально разбирается в морском деле? Он же совсем старик, и кораблик что-то не вызывает доверия. Не потонем?» Роджер вспылил: «Да вы знаете, какие корабли он водил!» И тут выпалил первое пришедшее ему на ум название. После этого с воякой случилась истерика.

И неудивительно, поскольку прозвучало самое зловещее наименование судна из всех, какие возможно было услышать в данной ситуации, — «Титаник».

Морской волчонок




Чарльз Герберт Лайтоллер, рожденный в Ланкашире в 1874 году, начал морскую карьеру в 13 лет. Сбежал из дома, которого, по сути, не было. Мать скончалась вскоре после его родов. Трое из четырех братьев и сестер умерли в детстве. Отец свалил в Новую Зеландию, оставив его и старшую сестру на родственников, владевших ткацкой фабрикой.

Беспросветная тоска и фабричное будущее совершенно не прельщали Чарльза. Получив очередную дозу порки в школе, он покинул родной Ланкашир и сумел устроиться в Ливерпуле юнгой на барк «Праймроуз Хилл». Приключения начались.



Уже во время второго рейса корабль сильно потрепал шторм Южной Атлантики. Такелажа почти не осталось. Зайдя на ремонт в Рио, команда оказалась в аду местной революции и эпидемии оспы.

Еще через один переход, уже посередине Индийского океана, команда опять попала в чудовищный шторм. Паруса в клочья, трюм затоплен, многих смыло за борт. Но морские боги уже полюбили Лайтоллера. Терпевшему бедствие судну удалось выбраться на берег крошечного острова Сен-Поль. Что делать дальше, никто не знал. На мудрость капитана надежды не было: он погиб в бурю.

Молодой Лайт предложил спутникам заняться поисками сокровищ. Островок ведь прямо как в пиратских романах. Вдали от континентов. Необитаем. На самом отшибе знаменитого пиратского круга. Наверняка здесь прятал награбленное знаменитый Эдвард Инглэнд, капитан «Жемчужины». Или Джон Тейлор. Никаких сокровищ, естественно, не нашли и над Лайтоллером уже собрались устроить небольшую расправу. Но ему опять повезло. На восьмой день робинзонады в виду острова появилось судно.

Капитан «Куронга» никак не ожидал, что ему придется взять на борт еще 37 человек. Провизия по пути в далекую Австралию уже порядком истощилась, а тут вон еще сколько нежданных ртов…

— Беру только половину, остальные ждут следующий корабль. Лайтоллеру в данной ситуации явно светило остаться в числе тех, кого бросят на острове, и он взял на себя роль переговорщика, замаливая грех за сказки с пиратскими сокровищами.

Показывая на своих потрепанных коллег по опасному морскому бизнесу с голодным блеском в глазах, Чарльз клялся, что они всю дорогу просидят в трюме на хлебе и воде и никто не увидит даже половины их мизинца на палубе. В общем, уговорил.


Потом были и вода, и хлеб, и даже кусочки вяленого мяса. Совсем немного — по полфунта в день. Зато в трюмах «Куронга» обнаружился груз сахара, и облизывать сладкие кусочки можно было втихаря хоть всю дорогу. В следующие десять лет набиравшийся опыта морской волчонок Чарльз обошел полсвета и дослужился до третьего помощника капитана. Едва не скончался от подхваченной в Африке малярии. Вступал в схватки с бандитами на страшных улицах Сан-Франциско, где риск уличного ограбления в те времена был примерно на уровне нынешних южноамериканских фавел.

Однажды в трюме парусника «Рыцарь святой Михаил» начал тлеть груз угля, и команда две недели пыталась погасить разгоравшийся внутри корабля пожар. За смелость и находчивость в опасной ситуации 21-летнего Лайтоллера по прибытии повысили в звании до второго помощника.

Карьера шла по нарастающей. Чарльз осваивал очередные навыки, подтверждал их соответствующими сертификатами. Уловив прогресс, расстался с парусным флотом, перейдя на пароходы.

А потом он едва не расстался с жизнью и потерял все деньги, решив отправиться в Клондайк. С совершенно понятной целью — быстро разбогатеть. Море не простило измены: предприятие закончилось бесславно.

Когда Чарльз, так и не найдя свою золотую жилу, с большим трудом выбрался с дикого Юкона в местный оплот цивилизации, город Эдмонтон, в его кармане были лишь горсть риса и три цента. Без пяти минут капитан дальнего плавания обнаружил себя настоящим бомжем. В рваной одежде, с отмороженными ногами, в тысячах километров от родной Англии.


Впрочем, подобных неудачников с потерянным взглядом в Эдмонтоне было едва не половина населения. Те, кто выбрался с Юкона, грустно смотрели вслед новым охотникам за золотом, которые бодро отправлялись в Клондайк, совершенно не представляя, что их ждет впереди. А впереди были морозы под минус сорок, медведи-людоеды, непроходимые реки, бандиты, индейцы, голод, кора с деревьев в качестве еды, покалеченные лошади и часто — смерть. Но в погоне за легким богатством новички не слушали ветеранов «золотой лихорадки» и нередко отправлялись в смертельное путешествие налегке. Чарльз навсегда запомнил одного дурачка, который ехал в сторону Юкона на велосипеде.

Переболевшие «золотой лихорадкой» хватались в Эдмонтоне за любую работу, и Лайтоллер также решил немного подзаработать на дорогу. Хотя бы до Монреаля. Туда, где море. Он устроился погонщиком скота.

Ковбоя из моряка тоже не вышло. Суровый канадский север высасывал последние силы. Любая морская работа из недавнего прошлого казалась откровенной ерундой по сравнению с холодным канадским адом.

И все-таки Чарльз добрался до Атлантики, скрываясь в «собачьих ящиках» под железнодорожными вагонами, рискуя выпасть с открытых тормозных площадок в конце составов. Иногда удавалось забраться в закрытый товарный вагон — это был первый класс путешествия. На полустанках он бежал к колонкам, заправлявшим паровозы водой, и просил налить немного воды в кружку. Его жалели и спрашивали: «Куда держишь путь?» «В Ливерпуль, Англия». Народ удивлялся безумному парню со смолой в бороде и наливал еще воды.


Уже дома, в Британии, он год восстанавливал документы и прежнюю репутацию, но для начала удалось устроиться только помощником капитана на чумазый пароход, перевозивший через Атлантику скот.

В 1900 году без особой надежды Лайтоллер подал документы в лучшую пароходную компанию мира «Уайт Стар» и принялся ждать ответа. Процесс обещал быть долгим. Если откажут через полгода ожидания — это в порядке вещей. Ответ пришел неожиданно быстро. Чарльза пригласили на должность четвертого помощника на грузопассажирский «Медик». Удача снова была на его стороне!

Следующие годы в «Уайт Стар» станут лучшими в жизни Чарльза. На рейсе в Австралию он встретит будущую жену. Они проживут вместе всю жизнь и родят пять прекрасных детей. Вскоре Лайта переведут на престижные трансатлантические рейсы. Туда, где самые большие и роскошные лайнеры мира — «Маджестик» и «Океаник». На первой экскурсии по «Океанику» он поразился богатству лайнера. В первом классе повсюду изящная отделка деревом, картины. Одна только резная парадная дверь в курительный салон стоит 500 фунтов — зарплата обычного моряка за десять лет!

В 1912 году Чарльз получит предписание. Заслуженное, выгодное и невероятно престижное — занять должность первого помощника капитана на новом лайнере «Уайт Стар» — фантастическом по размерам и совершенству «Титанике».

Работа мечты



На борт нового корабля Лайтоллер поднялся лишь за две недели до первого отправления. Это нормальная практика, но не для данного случая. Времени катастрофически не хватало, чтобы ознакомиться со всем устройством лайнера.

А он был действительно гигантский: бесконечные мили палуб, коридоров, лестниц и переходов. По тоннажу превосходил прежние лайнеры «Уайт Стар», которые водил Лайтоллер, в два с лишним раза. Любой узел — по последнему слову техники. Лифты, телефоны внутренней связи, радиоустановка, невиданный бассейн в первом классе. Предусмотрена даже противопожарная сигнализация: из каждого отсека корабля в помещение брандмейстера отходили специальные трубопроводы, которые оканчивались в большом стеклянном кубе. Проследив, из какой именно трубки начинает идти дым, можно быстро обнаружить место возгорания.


Команда — лучшие из лучших в «Уайт Стар». Начиная с капитана Джона Смита и старшего помощника Уильяма Мердока и заканчивая механиками машинного отделения. Не доверять таким профессионалам невозможно. Лайт полностью уверен в коллегах, ходил с ними в Атлантике не один год.

Правда, в день отплытия капитан решил немного поменять старший офицерский состав. Корабль класса «Титаника» для Смита не в новинку. Он получил почетную обязанность повести его в первый рейс, перейдя с однотипного «Олимпика». Команда, безусловно, отличная, но следует ее усилить людьми опытными, уже знакомыми с лайнером подобного класса. Поэтому на роль старшего помощника Смит вызывает Генри Уайльда с «Олимпика». Решение логичное, никто даже не пытается спорить. Человек, знакомый с особенностями аналогичного лайнера-гиганта, поможет быстрее освоиться другим членам команды с непривычным кораблем.

Остальных офицеров, согласно штатному расписанию, перемещают в должностях на ступеньку ниже. Мердок теперь первый помощник, Лайтоллер — второй. Пребывавшего на этом месте ранее Дэвида Блэйра списывают на берег.



Свою последнюю вахту на капитанском мостике Лайтоллер сдал в 10 часов вечера 14 апреля. И это была последняя спокойная вахта в жизни «Титаника». Пост принял Мердок, и старые друзь­я обменялись впечатлениями о непривычно безмятежной Атлантике в это время года и удивительно плавном, без обычных вибраций, ходе корабля.

В свою каюту Чарльз отправился кружным путем. Каждый раз, возвращаясь в офицерский отсек, он выбирал новый маршрут. Любая возможность изучить корабль никогда не бывает лишней.

Через час с небольшим он добрался до своего кубрика, переоделся в пижаму и лег спать. В 11.40 из подступившей дремы его вывела странная вибрация. Она быстро прекратилась, но на всякий случай Лайтоллер вышел из теп­лой каюты в холодную ночь и посмотрел вокруг со своей и противоположной палуб. Ничего особенного. Вернулся обратно, резонно решив, что если его будут искать, то в первую очередь в каюте.

Через десять минут ворвался четвертый помощник Боксхолл: «Мы зацепили айсберг! Вода на палубе F, почтовое отделение затоплено!»

Лайтоллер поверх пижамы натянул брюки и свитер, накинул офицерский бушлат и покинул каюту навсегда.

Чарльз командовал спуском шлюпок с левого борта, Мердок — с правого. Команды можно было отдавать только жестами: жуткий вой стравливаемого пара из котлов заглушал все прочие звуки.

Услышав распоряжение капитана сажать в лодки преимущественно женщин и детей, Лайтоллер переспросил: «Вы имеете в виду — только женщин и детей?» — Да-да, так будет лучше, — как-то отстраненно ответил капитан.

Чарльз следовал своему пониманию приказа до самого конца. Выгонял из шлюпок прыгавших в них мужчин, грозя взятым из оружейной комнаты новеньким револьвером, даже еще не отмытым от оружейной смазки: «Или вы возвращаетесь на борт, или прыгаете в воду — другого варианта нет!» Угроза действовала, хотя при всем желании выстрелить было невозможно. Взяв оружие, Лайт не подумал о наличии патронов в барабане.

Первые шлюпки уходили полупустыми. Кораб­лю уже оставалось жить считанные минуты, но Лайтоллер не изменил приказу и держал лодки на спуске до последнего в ожидании женщин и детей. Даже когда их не было видно на палубе. Его коллега Мердок был не столь пунктуален: он пускал в шлюпки и мужчин, поэтому выживших на шлюпках его борта оказалось больше. Последняя лодка отчалила от корабля за 25 минут до того, как «Титаник» ушел на дно. На нее успели прыгнуть с нижней палубы двое мужчин, но добраться до них Лайтоллер уже не имел никакой возможности.

Оставались еще складные шлюпки с бортами из парусины. Одну успели сбросить на палубу, перевернуть и спустить на воду. Рванув за следующей, закрепленной на крыше офицерского отсека, Лайтоллер начал судорожно резать веревки. Корабль в этот момент клюнул носом и стал резко погружаться. Чарльза смыло волной туда, где совсем недавно возвышался капитанский мостик, а теперь кричали от холода и отчаяния люди. «Титаник» засасывала пучина, вода врывалась в отсеки и тянула лайнер на дно.

Лайтоллер почувствовал, как невероятной силы поток засасывает его внутрь, в огромную вентиляционную шахту машинного отделения. Чарльза прижало к защитной решетке поперек шахты. Сопротивляться было невозможно. Но вдруг адский жар ударил в тело и выкинул его на поверхность — взорвавшийся котел подарил ему жизнь. Вынырнув, Лайтоллер обнаружил другой подарок судьбы — болтавшуюся на волнах вверх дном ту самую шлюпку, которую он пытался освободить от креплений несколько минут назад.

Не в силах взобраться, Чарльз схватился за веревку и услышал резкие хлопки: обрывались растяжки, крепившие огромный цилиндр первой дымовой трубы. С ужасным скрежетом она стала заваливаться набок, прямо в его направлении. Чарльз зажмурился: вот и все, конец.

Но Лайту снова сказочно повезло. Уже в который раз, причем сейчас даже дважды. Океан явно не собирался принимать его. Труба упала в считаных дюймах от плеча Чарльза, раздавив множество барахтавшихся рядом людей, но не задев Чарльза. Прочистив глаза от соленых брызг, он увидел, что упавшая труба отогнала волной его и шлюпку метров на пятьдесят в сторону. На таком расстоянии можно не бояться засасывающей воронки от идущей на дно громадной туши лайнера.

Когда корабль исчез в пучине, на лодку взобрались несколько человек. Они втянули второго помощника к себе, а потом и других счастливчиков, оказавшихся поблизости. Всего на шлюпке собралось около тридцати человек, включая двух радистов, сообщивших о идущей на помощь «Карпатии». Надо лишь продержаться до рассвета.

Но это оказалось непросто. Жуткий холод. Намокшая парусина погружала лодку все глубже и глубже. Сидеть невозможно: на дне вода. Приходилось стоять. К тому моменту, как к их пристанищу подошла другая шлюпка, трое скончались.

На «Карпатию» Лайтоллер поднялся последним, узнав, что оказался самым старшим по рангу из выживших офицеров судна. Потом было долгое расследование. Сначала в Вашингтоне, затем в Лондоне. Лайтоллер проходил по делу как главный свидетель. Он защищал команду и компанию, заявляя, что трагедия случилась из-за чудовищного стечения обстоятельств. Чарльз считал, что многочисленных жертв можно было бы избежать, если б окруженный льдами в тридцати милях от места трагедии пароход «Калифорниэн» не игнорировал сигнальные ракеты, выпущенные «Титаником», а его единственный радист, выключив оборудование, не отправился спать. Чарльз предложил, как избежать повторения подобной катастрофы в будущем. Суда, по его мнению, следовало оснащать шлюпками исходя из реального количества людей на борту, а не тоннажа, как требовалось ранее. Экипаж и пассажиры обязаны проходить шлюпочные учения. Каждого человека надо приписывать к конкретной лодке. А радист не имеет права покидать свой пост. Никогда.




Герой войны

Начало Первой мировой войны Лайтоллер встретил первым помощником на давно знакомом «Океанике». Трансатлантический лайнер слегка вооружили и направили вместе с его экипажем на север Британии — патрулировать район Шетландских островов. Большой, неповоротливый океанский корабль меньше всего подходил для коварных прибрежных вод, и в итоге случилось то, что должно было случиться: лайнер налетел на скалы.

Лайтоллер вновь обнаружил себя ответственным за спуск шлюпок и эвакуацию людей. На сей раз операция прошла без жертв. Чарльз вернулся на корабль в последний раз и поднялся на капитанский мостик, где провел столько счастливого времени.

Взгляд упал на корабельные часы. Отдирать их от стены пришлось вместе с частью обшивки. Много позже Лайт закрепит часы «Океаника» в каюте личной яхты — той самой, что пойдет на Дюнкерк.

За годы Первой мировой войны Лайтоллер сменит несколько боевых кораблей. Послужит помощником на одном из первых в мире авианосцев — «Кампания». Успешно проведет уникальную для того времени воздушную разведку вражеского флота у берегов Исландии. Подобьет с торпедного катера немецкий цеппелин. Протаранит эсминцем «Гэрри» подводную лодку противника. Субмарина пойдет ко дну, но возвращаться в порт эсминцу придется исключительно задним ходом: от носовой части не останется почти ничего. Но среди подвигов случился и один неприятный инцидент.

Эсминец «Фалькон» под командованием Лайта столкнулся с траулером и затонул через несколько часов. Но вновь, как и в случае с «Титаником», а позже «Океаником», в момент столкновения Лайта не было на мостике, он законно спал в кубрике, сдав вахту. Претензий со стороны Адмиралтейства нет.

По окончании войны Лайтоллер вернется в «Уайт Стар» героем, справедливо претендуя на должность старшего помощника брата «Титаника» — лайнера «Олимпик». Но в компании ему намекнут: на престижное назначение надеяться не следует, есть аналогичная должность на древнем пароходе «Селтик», родом из конца прошлого века.

Про «Титаник» в «Уайт Стар» хотели как можно быстрее забыть. Старательно стирая из своей истории трагедию вместе с выжившими в ней людьми, офицеров «Титаника», невзирая на заслуги, задвигали подальше. Не увольняли, но и никакого продвижения по службе тоже не предлагали. Чарльз не собирался до самой пенсии барахтаться на старой посудине и покинул «Уайт Стар» навсегда. Стучаться в другие компании не имело смысла. Клеймо «Титаника» прилипло к Лайтоллеру навсегда.

Первое время денег не было совсем. Жена даже предложила сдавать одну из комнат дома, что в итоге переросло в полноценный риелторский бизнес. Позже Чарльз занялся фермерством, решив разводить цыплят.

Он уже почти не жалел, что расстался с «Уайт Стар». Мучило одно: море было географически близко, но на самом деле безумно далеко. Когда образовались свободные средства, в семье сразу появилась моторная лодка. Позже — та самая яхта «Сандаунер», переделанная Чарльзом из заброшенного корабельного баркаса. На ней он ходил с женой не только вокруг родной Англии. Будучи уверенным в себе и посудине, Лайт добирался до Средиземного моря. По­это­му экспедиция в Дюнкерк была для него по дальности почти загородной прогулкой.

К тому же он не первый раз выполнял задания Адмиралтейства. За год до войны Чарльз с женой дефилировали на «Сандаунере» вдоль побережья Германии. Изображая пенсионеров-яхтсменов, они на самом деле изучали и зарисовывали немецкие береговые укрепления.

С морем Лайтоллер больше не расставался вплоть до самой смерти. Строил полицейские катера на собственной маленькой верфи — она находилась как раз под его новым домом на берегу Темзы. Отсюда до Ла-Манша всего несколько часов хорошего хода.

Приговоренный угореть утонуть не может. Обошедший полмира, герой двух войн и нескольких кораблекрушений, Чарльз Герберт Лайтоллер умер 8 декабря 1952 года в Лондоне от сердечной недостаточности. Он стал одной из четырех тысяч жертв Великого лондонского смога.

Источник