Парад на Красной площади 7 ноября 1941 года (из воспоминаний)

Организация парада в Москве проходила в глубокой тайне. Срыв парада в случае налета вражеской авиации (а Москву бомбили почти каждый день) или контрнаступление немецких войск привели бы к серьезным имиджевым (как модно сейчас говорить) рискам. Поэтому подготовка к параду не проходила по официальным документам НКО (Народный Комиссариат обороны СССР). По отрывочным воспоминаниям, окончательное «да» параду Сталин сказал только тогда, когда Ставка согласилась с мнением Жукова о том, что «немецкие войска измотаны и не имеют сил для проведения крупной операции», и прогноза метеорологов о низкой сплошной облачности.

Тем не менее войска были приведены в боевую готовность, а истребительные воздушные силы и ПВО значительно усилены.

Плохая погода, которая блокировала немецкую авиацию, также нарушила и планы нашего парада. В частности, планировался пролет более 300 военных машин над Красной площадью. Эти полеты были отменены.


Парад сопровождался повышенными мерами безопасности.

На случай налета участникам буквально накануне была дана жесткая инструкция: «В случае бомбежки или обстрела с самолетов, – парад продолжается, место упавшего занимает идущий позади, а равнения не терять ни в коем случае». Командующий воздушной частью парада (которая, как мы помним, не состоялась) имел право отдать приказ: «Парад прекратить. Немедленно вступить в бой».
В целях предупреждения действий немцев парад начался на два часа раньше обычного (в 8.00 вместо 10.00). Учитывая продолжительность парада около часа, если бы немецкие эскадрильи летели бы к 10.00, то парад был бы уже завершен.
С 5 ноября немецкие позиции подвергались усиленным бомбардировкам (упреждающие удары).
С передовой были отозваны истребители, в которых остро нуждалась армия. Свыше 550 истребителей стояли в боевой готовности для защиты неба Москвы.
В здании ГУМа был размещен походный медицинский эвакопункт.
Вспоминает Николай Сбытов, командующий ВВС московской зоны ПВО.

28 октября Сталин вызвал в Кремль командующего войсками Московского военного округа генерала Артемьева, командующего ВВС генерала Жигарева, командующего Московской зоной ПВО генерала Громадина и меня. Нам даже в голову не пришло, что причиной вызова могут быть предпраздничные хлопоты Верховного главнокомандующего. «Скоро годовщина Октябрьской революции, — сказал Сталин, — парад в Москве будем проводить?» Вопрос был настолько неожиданным для всех, что никто не мог ничего ответить. Военный парад в Москве проводился каждый год, но в 41-м году обстановка была настолько исключительной, что никто и не думал о нем. Какой парад, когда уже минируются мосты через канал Москва — Волга, минируются заводы, например, «Красный Октябрь» и ТМЗ. Сталину пришлось трижды повторить свой вопрос уже рассерженным голосом. Только тогда мы все откликнулись и заговорили разом: «Да, конечно, это поднимет дух войск и тыла!»

Гражданское население и войска не знали заранее о параде. Но если гражданских можно было предупредить в последний момент, то войска без подготовки красиво, парадным шагом не пройдут. Нужна тренировка. Один из организаторов парада, генерал Телегин вспоминает:

«Без широкой огласки, по одному вызывал командующий командиров и комиссаров частей и училищ, которые должны принять участие в параде. Не раскрывая планов, он сообщил им, что москвичи хотят посмотреть части, отправляющиеся на фронт. С этой целью Военный Совет предполагает примерно в середине ноября в районе Крымского моста провести смотр-парад не только тех частей, которые уйдут на фронт, но и некоторых остающихся в Москве и на ее рубежах. Они должны своим участием как-бы скрепить боевое братство и решимость в любую минуту прийти на помощь уходящим. Было предложено в порядке обычных учебных занятий на закрытых территориях усилить строевую подготовку выделенных для смотра-парада частей».


О настоящем параде командиры узнают лишь поздно ночью 6 ноября.

Однако, некоторые части, особенно из свежеприбывших в Москву, не знали о параде, и действительно, шли без тренировки. Вот воспоминания одного из участников.

«В ночь на 7 ноября нас подняли в 4 часа утра. Я тогда подумал: идем воевать. Куда движемся — никто не объясняет. Вступаем на Петровку. На тротуарах стоят жители. Потом кто-то сказал, что они приветствовали участников парада. Нет, женщины занимали очередь за хлебом.

А о том, что будет парад, и подумать не могли. Спускаемся к Большому театру. И только здесь замечаем что-то необычное. Конница, моряки. Гулкая тишина. Нам объявили приказ: мы идем на парад. Если прорвутся немецкие самолеты — не поддаваться панике, сохранять выдержку и достоинство. До последней минуты все держалось в тайне. В древности говорили: если готовится великое событие, люди должны посмотреть на небо и суметь прочесть начертанные на нем небесные письмена. В тот день небо было заодно с людьми. Оно стало цвета солдатской шинели. Повалил густой мокрый снег. Самая подходящая для такого парада погода — меньше угрозы с воздуха».


Ответственные люди в райкомах и обкомах готовили списки особо доверенных товарищей, которым в ночь с 6 на 7 ноября были доставлены под роспись запечатанные конверты с приглашениями на парад.

Москвичи смотрят на парад 7 ноября 1941 года

Вот так это выглядит в воспоминаниях Татьяны Федеровой.

…За ночь, прошедшую после торжественного заседания, улицы Москвы покрылись пушистым снегом. Утро. Иду переулками с Миусской площади на улицу Горького. Во всю ее ширину до самой Красной площади стоят танки, мерно урча моторами. В башнях с открытыми люками — танкисты в шлемах, похожие на марсиан, с интересом разглядывающие прохожих, направляющихся туда же, куда лежит путь их машин. К центру, на Красную площадь, к Мавзолею В. И. Ленина.

Давно уже не жила так оживленно центральная магистраль города. Она шевелится, шумит, кажется, что где-то впереди высокая плотина сдерживает эту темную живую стальную реку, готовую ринуться вперед. Семь часов утра, и я не тороплюсь, и мне тепло от дышащих масляным жаром стальных громад. Пальто мое демисезонное не соответствует погоде. От площади Пушкина стали проверять пропуска, и это немного задерживало. Часы на Центральном телеграфе показывают половину восьмого. Я прибавила шагу, потому что парад сегодня начинался в восемь часов.

С переносом парада, кстати, связан курьезный случай. О переносе парада на 8.00 забыли предупредить корреспондентов, и они не успели снять историческую речь Сталина. Поэтому на следующей день в одном из помещений Кремля была воссоздана из фанеры трибуна мавзолея, и Сталин повторно прочел речь. После этого кто-то заметил, что запись недостоверна. Изо рта вождя не выходил пар... Открыли окна, попросили выступить Сталина еще раз. «Что я вам, артист что-ли», возмутился Сталин, но речь прочел. Именно эту запись мы и слышим сегодня.




Парад победы произвел огромное влияние как на советских людей, так и на иностранные правительства. Имена Кутузова, Суворова, о которых неожиданно заговорил Сталин, простые и четкие слова буквально вбивались в сердца советских людей.

"...Когда наш народ узнал, что на Красной площади прошел парад в то время, когда немецкие войска буквально были у границ Москвы, — то народ воспрянул духом...

...

Но, дважды объявляя по радио тревогу, сейчас же снова передавали речь Сталина. Она шла поверх тревоги, поверх тьмы, поверх этой ночи. Она была сильнее всего. Мы слушали ее, глядя на огонь. И все это слилось для нас в единое сияющее и великое утешение.

...

После парада настроение совершенно изменилось. В очереди другие разговоры, появилась уверенность. После парада произошел перелом в разговорах, настроениях, даже внешний перелом был заметен. То, что произошло в сознании, внутри каждого, нашло отражение в поведении. 7-го и в последующие дни народ стал совсем иным: веселый, смеющийся, жизнерадостный, улыбающийся, особая твердость появилась, уверенность.

...

...эти два дня — 6 и 7 ноября 1941 года когда-нибудь будут воспеты поэтами и воссозданы на полотнах художников мира. Потому что именно они, эти дни, показали силу Советской державы, душевную крепость советского человека, которого нельзя сломить.

...

Когда мы вернулись в казармы, у всех было приподнятое настроение и желание как можно быстрее попасть на фронт, чтобы непосредственно участвовать в уничтожении ненавистного врага. Все участники парада были под сильным впечатлением речи тов. Сталина, а главное горды тем, что являлись участниками этого исторического парада.

...

Мне особенно запомнилось наше возвращение после парада по московским улицам. Вдоль тротуаров на всем пути стояли москвичи. Мало мужчин и много женщин и детей. Изредка — старики. Но более всего женщин. Одни из них, глядя на нас, молодых, возбужденных от недавно пережитого, прикрыв платком рот, беззвучно плакали. Другие улыбались, что-то говорили, приветливо махали руками...

Американская и английская пресса писала:

Организация в Москве обычного, традиционного парада в момент, когда на подступах к городу идут жаркие бои, показала всему миру, что Москва стоит и будет стоять непобедимо.

...

Организация в Москве парада представляет собой великолепный пример мужества и отваги, является свидетельством изумительной силы сопротивления России.





Немцы были шокированы произошедшими событиями. Еще бы! Они обещали народу 7 ноября 194 года пройти по красной площади и показать Сталина в клетке! Вместо этого Гитлер, которому боялись сообщить о том, что разведка проморгала парад, сам услышал его по радио. По воспоминаниям современников, ярость его была неописуема. Командование группой армий «Центр» по прямому телефону получило задачу в течение часа начать бомбардировку Москвы. Несмотря на погоду, в воздух поднялись бомбардировщики. Свыше двадцати из них было сбито усиленным кольцом ПВО. Остальные вернулись на базу.

Моральный дух командиров и солдат был сломлен. Но этого было мало. Информацию о параде и срыве гитлеровских планов должны были знать в немецком тылу, чтобы деморализовать простых граждан. Поэтому вскоре Дальняя авиация Голованова получила приказ в огромных количествах разбросать листовки с описанием парада на немецких и захваченных ими территориях. Это тоже произвело сильное впечатление на немецкого обывателя и тыловые воинские формирования.