Из записных книжек Марка Твена

Во Французском ресторане в Ангеле каждый божий день фасоль и кофе на завтрак и на обед; кофе жидкий, мерзкий на вкус. Джим Гиллис сказал официанту: “Вы ошиблись, я заказал кофе, а это позавчерашние помои”.

23 января 1865. Поселок Ангел. Дождь, буря. Во Французском ресторане фасоль и помои на завтрак, помои и фасоль на обед, на ужин то и другое в разогретом виде.

24-го. Весь день льет дождь. Кормят по-прежнему.

25-го. То же.

26-го. Дождь, фасоль и помои. Для разнообразия - бифштекс. Пытался отгрызть кусок - без успеха.

27-го. Тот же рацион, та же погода; ходил на нашу заявку, обратно пришлось бежать.

28-го. Дождь и ветер круглые сутки. Фасоль и помои три раза в день. Прибавилось какое-то месиво, которое француз именует “рагу”. К черту такое рагу!

29-го. Все по-прежнему. Погоду мы должны терпеть хочешь не хочешь, но фасоль и помои терпеть не обязаны. Так утверждает Джим Гиллис. О господи!



В море. 9 марта. Не упускайте случая делать добро - если это не грозит вам большим ущербом. Не упускайте случая выпить - ни при каких обстоятельствах.

14-го. Среда. Отличная погода. Я болен уже два дня, кажется свинка.

15-го. Четверг. Свинка, свинка, свинка - сегодня это выяснилось окончательно. Проклятая свинка; ею болеют одни только дети. Теперь я завезу на острова новую болезнь и истреблю туземное население до последнего человека. Так поступали все белые.



Отплыли в 4 часа дня. Судовый доктор твердит, что у него есть верное лекарство от морской болезни. Ходит по палубе и раздает его дамам, повторяя, что средство верное. Тем временем мы приближаемся к рифам.
7 часов вечера. Все дамы в постели, страдают морской болезнью. Уцелела только жена шотландца.
7 часов 30 минут. Жена шотландца рухнула.
8 часов вечера. Доктор перегнулся за поручни и выворачивает себя наизнанку. Вот вам и верное средство.



23 ноября. Единственное, о чем напоминает церковное пение, - это о кресле зубного врача.



24 мая, в театре. Если вы уроните в спальне на пол монетку, пуговицу от сюртука или
запонку, они затаятся, и найти их будет совсем нелегко. Найти носовой платок, положенный под подушку, - невозможно.



Париж, 7 мая, Salon*. Логика критиков непостижима. Если я напишу: “Она была голая” - и затем приступлю к подробному описанию, критика взвоет. Кто осмелится читать вслух подобную книгу в обществе? Однако живописец поступает именно так, и на протяжении столетий люди собираются толпами, смотрят и восхищаются.

8 мая. Париж. Был с Бойесеном{452} в гостях у Тургенева. Пил чай из его Samovar.

12 мая. Тургенев провел у нас вечер. Принес мне свою книгу. Я подарил ему “Тома Сойера”.

Во Франции нет зимы, нет лета и нет нравственности. За вычетом этих недостатков - страна прекрасна.

Вторник, 19 августа. Катался на пароходе по Уиндемирскому озеру. Беседовал с великим Дарвином.



По поводу дуэлей: допустим, что вы смоете ваше бесчестье, изувечив обидчика, но смоется ли бесчестье, если он изувечит вас?



- Убито двести индейцев.
- Во что это обошлось?
- Два миллиона долларов.
- За эти деньги можно было бы дать им высшее образование.



- Кто такой англичанин?
- Человек, который делает что-либо потому, что так делали раньше.
- Кто такой американец?
- Человек, который делает что-либо потому, что так раньше не делали.

12 августа. Я всегда сержусь, когда получаю определенного типа письма с просьбами о денежной помощи. Я не сержусь, когда такие письма пишут мне негры, - они делают это по простоте души. Миссис Клеменс** всегда говорит: “Считай каждого негром, пока не убедишься, что это не так”.



Какова главная прерогатива аристократа? То, что его не принято поднимать на смех. Над людьми других классов можно смеяться. Это очень существенно. Запретить смеяться над идеей или человеком, значит обеспечить ему вечную жизнь.



Гек приходит домой бог знает откуда. Ему шестьдесят лет, спятил с ума. Воображает, что он все тот же мальчишка, ищет в толпе Тома, Бекки, других. Из скитаний по свету возвращается шестидесятилетний Том, встречается с Геком. Вспоминают старое время. Оба разбиты, отчаялись, жизнь не удалась. Все, что они любили, все, что считали прекрасным, ничего этого уже нет. Умирают.



Квикстаун, 4 июня. Что сделать с человеком, который первым стал праздновать дни рождения? Убить - слишком мало. Дни рождения хороши до поры до времени. Когда у тебя подрастают дети, эти даты подобны веселым флажкам на дороге, по которой мчишься вперед. Но вдруг ты замечаешь, что с флагштоками что-то случилось - они изменили форму, превратились в путевые столбы. Теперь по ним считаешь не выигрыши, а потери. С этой поры забудь, что ты отмечал день рождения.



Богу следовало бы переодеться в штатское платье и лично обследовать жизнь лондонских бедняков. Он был бы, наверно, тронут и сделал бы для них что-нибудь.

28 марта. Твичел прислал мне большую газетную вырезку с заголовком на пять столбцов: “Конец блестящей карьеры”. Там сообщалось, что я живу в Лондоне в нищете и что семья меня бросила. Если бы это исходило от собаки, коровы, слона или других высших животных, я преисполнился бы ярости и отвращения, но это дело рук человеческих и нужно быть снисходительным.



На континенте невозможно получить приличный бифштекс; он всегда пережарен, как святой на костре.

Хорошие друзья, хорошие книги и спящая совесть, - вот идеальная жизнь.

Некоторые утверждают, что между человеком и ослом нет никакой разницы; это несправедливо по отношению к ослу.



Я еще незнаком с XX столетием. Я желаю ему удачи, но мое сердце принадлежит предыдущему. Я захватил из него шестьдесят пять лет просто из любопытства; если бы я знал его так хорошо, как знаю сейчас, то забрал бы всю сотню.



Среда, 4 июня. Колумбия, штат Миссури. Получил степень доктора законоведения.

Человек был создан в последний день, когда бог уже утомился.



Трудно поверить, что кто-либо, прожив жизнь, не считал бы ее в глубине души неудачной.



Только мертвые имеют свободу слова.
Только мертвым позволено говорить правду.
В Америке, как и повсюду, свобода слова - для мертвых.

“Папаша сейчас в хлеву. Вы отличите его от свиней, он в шляпе”.



Шестьдесят лет тому назад “оптимист” и “дурак” не были синонимами. Вот вам величайший переворот, больший, чем произвели наука и техника. Больших изменений за шестьдесят лет не происходило с сотворения мира.