Летнее чтение: 10 новых российских и иностранных книг июня ❘ фото

Июнь — уже лето, но как будто еще не время для легкого пляжного чтения. «Екабу» рассказывает о десяти книгах, вышедших и выходящих в июне, среди которых и интеллектуальный нон-фикшен, и поэтичный исландский роман, книга на стыке литературы и философии, а также исследование корейского искусства.




Аудур Ава Олафсдоттир, «Человеческое животное»




Новый роман современной исландской писательницы, чьи книги «Отель "Тишина" и "Мисс Исландия" уже успели выйти на русском языке. Главная героиня — потомственная акушерка в четвертом поколении. Олафсдоттир подчеркивает, что в исландском "акушерка" состоит из двух слов: "мать" и "свет". Так, пока женщина будет рассказывать о себе, о своих предшественницах, пока будет читать бабушкины записи во время надвигающейся бури, мы будем держать в голове эту метафору, задающую тон всей этой поэтичной и волшебной книге: как мы чувствуем себя мире, где любовь и смерть ходят бок о бок? Не так же, как ребенок в темноте материнской утробы в ожидании света?

Андрей Захаров*, «Крипта. Как шифропанки, программисты и жулики сковали Россию блокчейном»


Несмотря на то что, кажется, за последние два года тех, кто пользуется криптовалютами, стало в несколько раз больше, для многих они остаются либо предметом из футуристических рассказов, либо чем-то абстрактным из жизни условной Кремниевой долины. И не зря: деньги любят тишину, а когда у этих денег как минимум серый статус (по закону 2021-го в России криптовалюту нельзя использовать в качестве средства расчетов, но можно — как объект для инвестиций), это способствует их еще более тихому и активному использованию. Андрей Захаров как раз нарушает этот режим тишины и проводит читателя по бурной и очень увлекательной российской истории бытования криптовалют — авантюрной, криминальной. Такой, которую не смог бы придумать даже самый талантливый писатель. При этом для тех, кто ничего не знает о «крипте», Захаров попутно объясняет, что это такое и как именно она работает.

*Минюст считает Андрея Захарова иностранным агентом.

Карл Уве Кнаусгор, «Надежды»



Дождь, снег, зной, пандемия, революции и вооруженные конфликты — кажется, мир изменился до неузнаваемости, стабильным остается лишь ежегодный выход Пелевина (о котором дальше) и перевод очередного тома скандальной, монструозной и откровенной автобиографической саги Карла Уве Кнаусгора, о которой мы не раз уже писали. В пятом томе — университетский период жизни писателя: тревоги, сомнения в собственной состоятельности, краеугольные открытия, студенческие компании, роковая (в греческом смысле) любовь. И суровый норвежский климат, навевающий меланхолию, — куда без него.




Софья Хаги, «Пелевин и несвобода. Поэтика, политика, метафизика»


Пелевин — писатель, Пелевин — человек-загадка, Пелевин — герой документального фильма, Пелевин — философ, Пелевин — хроникер и аналитик нашей действительности, а теперь еще и предмет серьезного филологического исследования. Софья Хаги пытается преодолеть «сопротивление материала» и аналитически разобрать отношение Пелевина к свободе (и его трансформацию) в контексте тех эпох, в которых писатель сформировался, жил и продолжает жить. Эта любопытная книга, ни в коем случае не исчерпывающая, восполняет лишь один из пробелов в исследовании творчества автора (необходимость назрела) — Владимиру Сорокину с исследователями явно везет больше. Интересно, передаст ли писатель, который, судя по всему, внимательно следит за тем, что о нем пишут, привет Софье Хаги в своем осеннем романе?

Джон Зубжицки, «Краткая история Индии»


Даже сейчас, когда в Индии живут больше миллиарда человек, когда она играет огромную роль в мировой экономике и политике, мы знаем о ней, о ее истории и культуре, ужасающе мало: несколько тысяч лет разнообразия и противоречий как будто исключены из картины мира. Наверняка тут дело даже не в колониальном завоевании, а скорее в том, что жизнь на индийском субконтиненте всегда была — и во многом остается — обособленной и непонятной для людей извне. Зубжицки, специалист по истории Азии, делает рискованную, но благородную попытку уместить историю Индии на нескольких сотнях страниц, попутно пытаясь сделать ее максимально, насколько это возможно, понятной как раз человеку извне.

Юдит Шалански, «Каталог утраченных вещей»


Книга Шалански если не вступает в диалог, то как будто скромно дополняет «Воображаемый музей» Андре Мальро. Пытаясь представить историю человечества через случайные потери и случайные обретения, Шалански вписывает личную историю, а значит, и историю каждого человека в мировую, а точнее, подобно каталожным карточкам, уравнивает одну с другой. Благодаря этому возникают эмоциональные качели, схожие с ощущениями от чтения «Бегунов» Ольги Токарчук: тревога сгущается, сменяется утешением, сгущается вновь — и все повторяется вновь и вновь.




Виктория Ллойд-Барлоу, «Маленькие птичьи сердца»


Жизнь Сандей в лондонском пригороде выстроена максимально размеренно. Она приложила к этому немало усилий: ей непросто с людьми, она постоянно тревожится и боится нового (не торопитесь с диагнозом). Загвоздка в том, что при всей своей нелюдимости она родила дочь и смогла ее вырастить — и да, именно дочь перевернет все с ног на голову. Добрый, тихий и трогательный роман о том, какими болезненно сложными могут быть отношения матери и дочери, как между самыми родными людьми вырастает стена непонимания и можно ли ее разрушить.

Морис Бланшо, «Всевышний»


Иосиф Бродский вслед за Анной Ахматовой любил повторять, что во Франции философия заменила литературу. Это не так или, по крайней мере, не совсем так: скорее это сложный и удивительный симбиоз, который особенно очевиден при чтении Мориса Бланшо. Он прожил почти сто лет, спорил с Хайдеггером, повлиял на Фуко, был принят узким кругом поклонников, в то время как критика жаловалась на непонятность его текстов для широкой публики, а умер тихо, не оставив распоряжений о своем наследии. Так, описывать мрачный сюжет «Всевышнего» почти бесполезно — этот роман стоит прочесть ради того, чтобы посмотреть, как неопределенность интерпретации, органически свойственная литературе, сочетается с жизнью идей на отрывочном, экспериментальном письме.

Елена Хохлова, «Главное в истории искусства Кореи. Ключевые произведения, темы, имена, техники»


Долгое время искусство Кореи незаслуженно оставалось в тени соседей — Китая и Японии. Более того, может показаться, что k-pop, дорамы и манхва взялись будто из ниоткуда. Елена Хохлова предлагает развеять это заблуждение и познакомиться с шестью тысячами лет корейского искусства: от эпохи трех государств до КНДР и современной Республики Корея. Четыре благородных растения, роспись по шелку и инкрустация перламутром, дворцы Чосон и статуи Будды — эта книга в самом сжатом виде знакомит читателя с самым значимым, самым необходимым для понимания корейских традиций, может стать отличной отправной точкой для дальнейшего изучения искусства этой страны и понимания ее культуры сейчас.



«Странники войны. Воспоминания детей писателей, 1941–1944»


Трагическая, героическая и ужасная история эвакуации писателей во время войны подробно описана во многих воспоминаниях, отдельное исследование ей посвятила Наталья Громова книгой «Ноев ковчег писателей». Эта же книга не просто дополняет его, но и дает принципиально другой взгляд — детский — на трудности и лишения, которые переживаются иначе, чем взрослыми. При этом семейный круг, образование этих детей, погибших и выживших, помогли им зафиксировать происходящее максимально подробно, чтобы все выводы читатель легко мог сделать сам.

Источник