Камасутра, сэр! Приключения величайшего путешественника XIX века Ричарда Бёртона (15 фото)
Жизнь величайшего путешественника XIX века, авантюриста и переводчика «Камасутры» Ричарда Бёртона полна захватывающих приключений! Такую жизнь мы и хотели бы прожить, если бы жена, уходя утром на работу, случайно не заперла нас в квартире.
Конечно, мы могли написать про любого другого путешественника, благо их было предостаточно. Но Бертон не просто путешественник: лингвист-самоучка, он не исследовал культуру, а старался стать ее частью, внедриться в ряды аборигенов.
Как правило, ему это с блеском удавалось. Кстати, Бертону мы обязаны еще и тем, что когда-то потянули мышцы на ноге, пытаясь повторить с озадаченной девушкой позу «Висящее наслаждение» из «Камасутры». Ведь именно Бертон, словно давший людям огонь Прометей, подарил европейцам эту великую книгу. (Ладно, может, мы и преувеличиваем. Но с «Камасутрой» точно веселее, чем совсем без нее.)
Детство и студенческий период
Не многие дети могу похвастаться тем, что разбили скрипку о голову своего учителя музыки, но 13-летний Ричард Фрэнсис Бертон принадлежал к счастливому меньшинству. Это стало концом музыкального образования Ричарда. Его родители, лейтенант Джозеф Бертон и его супруга Марта, предпочли больше не ставить под угрозу популяцию учителей музыки. Они уже усвоили, что, если их старший сын не хочет чем-то заниматься, его невозможно заставить.
С самого своего рождения — 19 марта 1821 года — Ричард демонстрировал упрямый характер. Кроме того, мальчик совершенно не поддавался дисциплине — необычное поведение для английского ребенка. Но младший Бертон никогда и не чувствовал себя в полной мере англичанином: семья вела кочевой образ жизни — частично из-за военной работы отца, частично из-за предписаний врачей, которые рекомендовали для детей более мягкий климат.
Неудивительно, что во время коротких визитов на родину, после жаркой Италии и изысканной Франции Англия казалась Ричарду очень сырой и непривлекательной.
Даже будучи военным, отец не смог воспитать сыновей с должной строгостью, и в итоге образование Ричарда и его брата было разносторонним и потрясающе бессистемным. Больше всего Ричард преуспел в живописи в жанре карикатуры.
Он прекрасно играл в шахматы вслепую, мог с блеском выигрывать на четырех досках одновременно. Впечатляли его успехи в фехтовании. И в боксе — слуга отца, ирландец с темным прошлым, оказался лучшим тренером по этому виду спорта.
К моменту зачисления в Тринити-колледж в Оксфорде Бертону исполнилось 19 лет: высокий, широкоплечий, статный юноша с экзотической внешностью, смуглой кожей, густыми черными волосами и, что гораздо важнее, густыми черными усами.
Эти вызывающие усы стали причиной конфликта в первый же месяц обучения Ричарда в колледже. Один из старшекурсников осмеял усы, и Бертон не замедлил вызвать наглеца на дуэль. Дамы, напротив, не возражали против усов Ричарда, находя их пикантными. И он спешил обратить эти симпатии себе на благо. Еще будучи подростком, Бертон в полной мере познал во французских борделях прелесть общения с женским полом и теперь стремился расширить свои горизонты при любом случае.
Университет раздражал Ричарда: правила этикета и регламент занятий делали жизнь скучной и предсказуемой. Чтобы хоть как-то разнообразить ее, Бертон принялся самостоятельно изучать арабский язык. Именно тогда, во время пребывания в Оксфорде, и родилась знаменитая система самообучения языкам.
Спустя годы Бертон опишет ее так: «Я покупал учебник по основам грамматики и словарь. Выписывал слова и обороты, которые совершенно необходимы, и, когда появлялась свободная минутка, доставал бумажку и повторял их, выучивая, таким образом, наизусть. Я никогда не уделял этому занятию больше 15 минут за один присест, потому что по прошествии этого времени урок теряет смысл. После того как я выучивал порядка 300 слов (а этого легко добиться за неделю), я начинал читать простые книжки на этом языке и подчеркивать другие слова, которые стоило заучить».
За короткое время Бертон добился выдающихся успехов в арабском. Он решил продемонстрировать свои знания публично, собрав в классе товарищей и преподавателей-лингвистов. Добровольный экзамен шел гладко до того момента, как Ричарда попросили написать на доске арабскую фразу. За спиной Бертона раздался хохот: он начал писать слева направо.
Пребывание Ричарда в Оксфорде оказалось недолгим. Непутевый студент явно не вписывался в декорации Тринити-колледжа. Найти формальный повод для отчисления было несложно: Ричард сам подкинул его, без разрешения съездив на скачки. Комиссия преподавателей огласила приговор, Бертон поклонился на австрийский манер, очень низко, и горделиво вышел из залы.
Перевод в армию
Ну ничего, возможно, Ричарду больше повезет в армии, успокаивала себя чета Бертонов. Тем более что англо-сикхская война как раз в разгаре и возможностей отличиться предостаточно.
В июне 1842 года Бертон сел на корабль «Джон Нокс», который за четыре месяца должен был доставить молодого военного в Индию. Но когда Ричард прибыл в Бомбей, война с сикхами успела закончиться. Он быстро обнаружил, что жизнь в армии скучна и монотонна. Офицеры проводили время в праздности и безделье. Ни приключений, ни кровавых схваток не предвиделось. Но больше всего Ричарда раздражало в сослуживцах их высокомерие и пренебрежительное отношение к местным. «Не было младшего офицера, не считавшего, что он может управлять миллионом индусов», — негодовал Бертон.
С точки зрения британских офицеров, Ричард тоже вел себя куда как странно. Вместо того чтобы часами прохлаждаться в бильярдной и делиться с сослуживцами скабрезными шутками, он либо пропадал у себя в комнате, обложившись словарями и книгами, либо выбирался в центр Бомбея, в район Бхинди-базар, кишевший попрошайками, проститутками и прочим сбродом.
Британцы не понимали восхищения Бертона индийской культурой, которую в армейских кругах было принято презирать. Ричард даже получил от сослуживцев обидное прозвище Белый Ниггер, из-за того что в свободное время разгуливал в восточном одеянии и тюрбане (другое, более уважительное прозвище — Головорез — пристало к Ричарду из-за его мастерского умения владеть саблей и мечом).
Бертон тщательно описывал особенности местных обычаев, нравов и диалектов. С въедливостью, которой ему так недоставало в университете, Ричард исследовал все сферы жизни индусов, стараясь не упустить из виду детали. Не обходил вниманием и поведение за, скажем так, закрытыми дверями спальни. Более того, он считал, что антропологическое исследование невозможно без описания этой сферы жизни и с головой погрузился в исследования, не оставляя без внимания ни один бордель Бхинди-базара.
В своих дневниках Бертон с восхищением писал, что «у индийских женщин потрясающий контроль над вагинальными мышцами». Техника и разнообразие поз также восхищали Ричарда. Тогда же он впервые столкнулся с книгой «Ватьсьяяна кама сутра» — древним трактатом об искусстве любви, написанном на санскрите, которым Бертон не владел. Но он дал себе обещание вернуться к книге позднее.
Помимо случайных связей Ричард обзавелся постоянной девушкой из местных, которую называл «морганатической женой». По словам Бертона, она не только «держала дом в порядке» и «знала рецепт для предотвращения беременности», но и играла роль ходячего словаря. Многомесячные лингвистические изыскания Головореза были вознаграждены: он подал прошение, выдержал экзамен и получил официальную должность военного переводчика.
Бертон в совершенстве овладел арабским и персидским языками, хинди, гуджарати и маратхи. Лишь несколько человек из армии ее величества могли похвастаться знанием этих языков — британцы предпочитали управлять населением окриками на родном английском.
В обличье Мирзы Абдуллы
Ричард осваивал местные диалекты все семь лет своей службы в Индии. Но самым амбициозным его планом было изучение языка обезьян. Для этого он обзавелся десятком небольших обезьянок: были среди них «доктор», «секретарь», «агент» и самая красивая обезьянка — «жена». Этой обезьянке Ричард любил вдевать в уши серьги из жемчуга. Эксперимент имел некоторое подобие успеха: Бертону удалось выделить 60 обезьяньих слов. Но бумаги с этими словами были утеряны, и больше он к эксперименту не возвращался, предпочитая человеческие языки.
Спустя восемь лет службы в армии у Бертона начались серьезные проблемы: начальство выяснило, что именно он является автором крайне популярных карикатур на армейскую жизнь. Весьма кстати Ричард заболел офтальмитом (воспаление глаз), который и позволил ему претендовать на отпуск. 28-летний Бертон вернулся в Англию — и неожиданно для всех начал одну за другой издавать монографии.
За три года вышло пять книг, причем все были по достоинству оценены критиками и хорошо продавались. Четыре монографии Ричард посвятил описанию быта и нравов индусов, последний же труд — «Полная система упражнений с байонетом» — рассказывал о применении индийского штыка на практике. Так вслед за лингвистическим талантом Бертона открылся талант писательский.
Нелегальное паломничество
Еще во время службы у Бертона возникла идея, как нельзя лучше соответствовавшая его любви к перевоплощению. Он решил стать первым в истории христианином, который под видом мусульманина совершит хадж — паломничество в Мекку.
Заручившись поддержкой Королевского географического общества (после публикации монографий с ценными антропологическими и этнографическими сведениями Ричард был принят в научную среду), Бертон начал необходимые приготовления. Перво-наперво сделал обрезание. «Опасность удваивается, если не следовать местным обычаям», — справедливо заметил авантюрист. Если бы местные обнаружили, что в святую для них землю пробрался иноверный, его бы казнили или растерзали на месте.
Ричард решил ехать под видом «Абдуллы, сына Иосифа, иностранца», причем облик этот был принят еще в Лондоне, дабы команда корабля, на котором он добирался до Порты, не смогла его выдать. С собой у Бертона был небольшой чемоданчик, в котором на видном месте лежал Коран.
В трех потайных отделениях хранились деньги, часы с компасом, перочинный ножик, карандаши и множество свернутых в трубочки бумажек — их Ричард крепил к внутренней части рукавов своего кафтана, чтобы при любом удобном случае незаметно делать зарисовки и заметки об обычаях местного населения. Немного краски — и портрет Абдуллы был готов: и без того экзотическая внешность Бертона стала совершенно арабской.
Паломничество требовало от Бертона досконального знания мусульманских ритуалов — впрочем, с этим проблем не возникло. Религия, как и прочие предпочтения народов, всегда были для Ричарда предметом пристального этнографического интереса. Еще во время военной службы он досконально изучил и католические, и мусульманские обряды, поэтому сыграть роль правоверного мусульманина для него было так же необременительно, как исполнить роль кардинала.
Хадж англичанина прошел без происшествий, а сотни свернутых в трубочки бумажек послужили основой для бестселлера «Паломничество в Аль-Медину и Мекку», который по сей день считается наиболее полным путеводителем по Мекке. Монография окончательно утвердила авторитет Бертона как исследователя-практика. И хотя, по его же собственному признанию, ему не хватало порой научной базы, он с лихвой восполнял ее опытом и стремлением к самообразованию.
Вход в Харэр
Сомалийский Харэр — город, который, согласно легенде, падет, если в него войдет чужеземец. Бертон решил проверить легенду на прочность. Британское правительство полностью поддержало ученого: Сомали оставалось неизведанной территорией, на которую пока не распространились амбиции европейских захватчиков. Но надо же когда-то начинать.
Перед тем как продвинуться в глубь Сомали, Ричард несколько недель прожил на побережье, приняв облик купца-араба по имени Мирза Абдулла. Купец оказался дружелюбным типом и приобрел массу приятелей из местных. Абдулла развлекал их фокусами, угощал кофе и табаком, но, главное, рассказывал истории из «Тысячи и одной ночи», которые помнил наизусть еще со времен службы в Индии.
Бертон продолжал знакомство с культурой сомалийцев в своей любимой манере — заводя дружбу с мужчинами, а также романы и одноразовые приключения с дамами. Местные женщины не разочаровали Бертона: «Сомалийка может сжать вагинальные мышцы так, что причинит боль мужчине. И, если она сверху, может довести его до оргазма, сама при этом не двигаясь».
Приятно поразила его и здешняя свобода нравов, которую он зафиксировал в дневниках: «В Сомали нет шлюх. Зато есть множество жен, которые из-за пассивности своих мужей продают свои тела без зазрения совести. Мужчина дает понять о своих намерениях улыбками, кивками и неприличными жестами пальцами. Если женщина улыбается в ответ, Венера им благоволит…»
К сожалению для Бертона, за такой сугубо научный интерес пришлось поплатиться: в Сомали он заразился сифилисом, который долгое время наивно принимал за ветрянку.
Сам Харэр разочаровал первого проникшего за его стены иноверного. Священный город не впечатлил ничем, кроме «двух серых минаретов странной формы». В последний момент Бертон решил избавиться от образа Абдуллы и зайти в город в качестве англичанина. Он опасался, что из-за светлой кожи его примут за турка, с которыми в Харэре разговор был короткий — их ненавидели, боялись и при возможности истребляли. А вот англичане были народом непонятным.
Расчет Ричарда оправдал себя: его немедленно вызвали к эмиру Харэра, и тот милостиво протянул иноземцу палец для поцелуя. Бертон галантно имитировал поцелуй, так как, по его мнению, «подобная манипуляция возможна лишь с женской ручкой».
В течение десяти дней, пока советники решали, что делать с загадочным иностранцем, Ричард числился гостем во дворце. Затем, не найдя для Бертона лучшего применения, его отпустили восвояси с караваном, дарами и материалом для очередной книги «Первые шаги в Восточной Африке».
Озеро раздора
В середине 1850-х Ричард Бертон встретился с Джоном Хеннингом Спиком, также офицером и исследователем. Отношения складывались прекрасно: Спик, будучи моложе Бертона, не уставал восхищаться знаменитым путешественником и писателем, а тот милостиво принимал восхищение.
На этой дружеской волне Бертон со Спиком решили предпринять путешествие для дальнейшего изучения Восточной Африки. Но оно так и не состоялось: ночью 18 апреля 1855 года на лагерь исследователей в сомалийском порту Бербера напало племя туземцев, исследователям чудом удалось уйти. При этом Спик получил одиннадцать ранений, а Ричард — дротик в щеку, который сломал ему четыре зуба и оставил шрам на всю жизнь.
Неудача не охладила пыл англичан: в следующем году, 1856-м, они снова отправились в Африку, чтобы найти исток Нила. Авантюра стала самым знаменитым и самым тяжелым путешествием Бертона.
По мере продвижения внутрь континента самочувствие путешественников ухудшалось. Их донимали насекомые, жара и влажность. Опасность нападения диких зверей также не придавала оптимизма. Похоже, и Бертон, и Спик подхватили разновидность вялотекущей малярии, симптомы которой то затухали, то обострялись.
Во рту у Ричарда появились язвы. Периодически у него начинался бред: ему казалось, что он может летать и что он на самом деле не он, а «двое людей, которые постоянно спорят и препираются друг с другом».
Но, пожалуй, самым тяжелым фактором стала вражда между недавними друзьями. Как-то вдруг выявились противоречия в методах исследования Спика и Бертона. Ричард, как и всегда, предпочитал проникнуться культурой местных, стать одним из них, разделить их хлеб и женщин. Джон придерживался классической английской точки зрения: варваров нужно изучать издалека, опасливо выглядывая из своего шатра. Такое высокомерное отношение к аборигенам мешало Бертону налаживать дружеские связи с местными племенами.
В состоянии вражды, больные и уставшие, они достигли огромного озера, которое на радостях приняли за исток Нила. Позже выяснилось, что путешественники открыли озеро Танганьика — самое длинное пресноводное озеро в мире. У Бертона начался новый приступ лихорадки, и Спик решил продвинуться дальше без своего соратника.
Вскоре он обнаружил другое озеро, назвал его «озеро Виктория» в честь королевы и установил, что именно оно является истоком Нила. Оставив полуживого Ричарда в Африке, Спик поспешил на родину, чтобы сделать доклад перед Королевским географическим обществом об успехах своей экспедиции. Этот эпизод стал началом вражды между двумя исследователями, вражды настолько острой, что до сих пор последователи Бертона и последователи Спика не могут помириться.
Возмутитель общественного спокойствия
В 1861 году состоялось тайное бракосочетание Ричарда Фрэнсиса Бертона и Изабель Арунделл. Красивая и образованная женщина, Изабель была моложе своего жениха на десять лет. Ее семья категорически возражала против этого брака, и причин тому было множество: Ричард не был католиком, его род занятий — путешествия по диким странам — едва ли можно было назвать престижным. Да и сам он не уставал подкидывать лондонскому обществу пищу для сплетен.
Особенно изощрялся Бертон в высказываниях об интимной сфере жизни, о чем в британском обществе предпочитали чопорно молчать. Он как-то шокировал приятелей в клубе, заявив, что для счастья в семье женское удовлетворение так же важно, как и мужское. В своих дневниках Ричард записал: «Женщина должна быть возбуждена перед соитием, если она хочет получить от него удовольствие».
Для современников ученого, выросших в условиях щепетильной и лицемерной викторианской морали, уже одно такое высказывание было равносильно концу света. «Эту ветвь древа знаний наше современное образование самым грубым образом игнорирует, порождая тем самым несчастье как отдельных людей, так и целых семей и поколений», — сетовал Бертон в дневниках.
Очевидно, Изабель придерживалась такой же точки зрения. Она отважилась на брак с Бертоном без родительского благословения. «Я хотела жить дикой, бродяжнической жизнью», — напишет Изабель в своих воспоминаниях. Ее мечты частично оправдались, по крайней мере она оказалась далеко от Англии. Следующие годы Ричард посвятил дипломатической работе: они с женой жили в Бразилии, в Дамаске, посетили Исландию.
Из каждого путешествия Бертон привозил по нескольку рукописей, интерес к которым стабильно приносил доход его издателям. Продолжил Ричард и изучение языков. По свидетельствам его биографов, к концу жизни он владел 29 языками из разных языковых семей.
А вот дипломатическая карьера Бертона не задалась. Создавалось ощущение, что ему легче наладить связи с варварами, чем с так называемым цивилизованным обществом. Из-за своего вспыльчивого нрава Ричард нажил много врагов в гостиных высокопоставленных лиц. Получив рыцарский титул, сэр Ричард Бертон решил удалиться на покой и полностью посвятить себя литературе и переводам. Но когда стало известно, что именно он переводит, о покое пришлось лишь мечтать.
Как только в книжных лавках появилось первое издание «Камасутры» и «Книги тысячи и одной ночи», общество взорвалось возмущением. Бертоны стали персонами нон грата в домах своих знакомых, тиражи книг изымались и приобретали статус подпольных.
Многие называли Ричарда не иначе как извращенцем. И это его, автора более сорока монографий, большинство из которых были с одобрением приняты в научных кругах! Едва ли осуждение волновало Ричарда: он привык чувствовать себя лишним. Но теперь с ним была Изабель, разделявшая его интересы и темперамент…
Бертон скончался от сердечного приступа в возрасте 69 лет. Изабель заказала для мужа не надгробный камень, а гробницу в форме бедуинского шатра. Через шесть лет и сама Изабель присоединилась к Ричарду в его самом длинном путешествии.
Источник
Конечно, мы могли написать про любого другого путешественника, благо их было предостаточно. Но Бертон не просто путешественник: лингвист-самоучка, он не исследовал культуру, а старался стать ее частью, внедриться в ряды аборигенов.
Как правило, ему это с блеском удавалось. Кстати, Бертону мы обязаны еще и тем, что когда-то потянули мышцы на ноге, пытаясь повторить с озадаченной девушкой позу «Висящее наслаждение» из «Камасутры». Ведь именно Бертон, словно давший людям огонь Прометей, подарил европейцам эту великую книгу. (Ладно, может, мы и преувеличиваем. Но с «Камасутрой» точно веселее, чем совсем без нее.)
Детство и студенческий период
Не многие дети могу похвастаться тем, что разбили скрипку о голову своего учителя музыки, но 13-летний Ричард Фрэнсис Бертон принадлежал к счастливому меньшинству. Это стало концом музыкального образования Ричарда. Его родители, лейтенант Джозеф Бертон и его супруга Марта, предпочли больше не ставить под угрозу популяцию учителей музыки. Они уже усвоили, что, если их старший сын не хочет чем-то заниматься, его невозможно заставить.
С самого своего рождения — 19 марта 1821 года — Ричард демонстрировал упрямый характер. Кроме того, мальчик совершенно не поддавался дисциплине — необычное поведение для английского ребенка. Но младший Бертон никогда и не чувствовал себя в полной мере англичанином: семья вела кочевой образ жизни — частично из-за военной работы отца, частично из-за предписаний врачей, которые рекомендовали для детей более мягкий климат.
Неудивительно, что во время коротких визитов на родину, после жаркой Италии и изысканной Франции Англия казалась Ричарду очень сырой и непривлекательной.
Даже будучи военным, отец не смог воспитать сыновей с должной строгостью, и в итоге образование Ричарда и его брата было разносторонним и потрясающе бессистемным. Больше всего Ричард преуспел в живописи в жанре карикатуры.
Он прекрасно играл в шахматы вслепую, мог с блеском выигрывать на четырех досках одновременно. Впечатляли его успехи в фехтовании. И в боксе — слуга отца, ирландец с темным прошлым, оказался лучшим тренером по этому виду спорта.
С сестрой Марией перед отправкой в армию
К моменту зачисления в Тринити-колледж в Оксфорде Бертону исполнилось 19 лет: высокий, широкоплечий, статный юноша с экзотической внешностью, смуглой кожей, густыми черными волосами и, что гораздо важнее, густыми черными усами.
Эти вызывающие усы стали причиной конфликта в первый же месяц обучения Ричарда в колледже. Один из старшекурсников осмеял усы, и Бертон не замедлил вызвать наглеца на дуэль. Дамы, напротив, не возражали против усов Ричарда, находя их пикантными. И он спешил обратить эти симпатии себе на благо. Еще будучи подростком, Бертон в полной мере познал во французских борделях прелесть общения с женским полом и теперь стремился расширить свои горизонты при любом случае.
Университет раздражал Ричарда: правила этикета и регламент занятий делали жизнь скучной и предсказуемой. Чтобы хоть как-то разнообразить ее, Бертон принялся самостоятельно изучать арабский язык. Именно тогда, во время пребывания в Оксфорде, и родилась знаменитая система самообучения языкам.
Спустя годы Бертон опишет ее так: «Я покупал учебник по основам грамматики и словарь. Выписывал слова и обороты, которые совершенно необходимы, и, когда появлялась свободная минутка, доставал бумажку и повторял их, выучивая, таким образом, наизусть. Я никогда не уделял этому занятию больше 15 минут за один присест, потому что по прошествии этого времени урок теряет смысл. После того как я выучивал порядка 300 слов (а этого легко добиться за неделю), я начинал читать простые книжки на этом языке и подчеркивать другие слова, которые стоило заучить».
За короткое время Бертон добился выдающихся успехов в арабском. Он решил продемонстрировать свои знания публично, собрав в классе товарищей и преподавателей-лингвистов. Добровольный экзамен шел гладко до того момента, как Ричарда попросили написать на доске арабскую фразу. За спиной Бертона раздался хохот: он начал писать слева направо.
Пребывание Ричарда в Оксфорде оказалось недолгим. Непутевый студент явно не вписывался в декорации Тринити-колледжа. Найти формальный повод для отчисления было несложно: Ричард сам подкинул его, без разрешения съездив на скачки. Комиссия преподавателей огласила приговор, Бертон поклонился на австрийский манер, очень низко, и горделиво вышел из залы.
Перевод в армию
Самый передовой способ в XIX веке добраться до Индии
Ну ничего, возможно, Ричарду больше повезет в армии, успокаивала себя чета Бертонов. Тем более что англо-сикхская война как раз в разгаре и возможностей отличиться предостаточно.
В июне 1842 года Бертон сел на корабль «Джон Нокс», который за четыре месяца должен был доставить молодого военного в Индию. Но когда Ричард прибыл в Бомбей, война с сикхами успела закончиться. Он быстро обнаружил, что жизнь в армии скучна и монотонна. Офицеры проводили время в праздности и безделье. Ни приключений, ни кровавых схваток не предвиделось. Но больше всего Ричарда раздражало в сослуживцах их высокомерие и пренебрежительное отношение к местным. «Не было младшего офицера, не считавшего, что он может управлять миллионом индусов», — негодовал Бертон.
С точки зрения британских офицеров, Ричард тоже вел себя куда как странно. Вместо того чтобы часами прохлаждаться в бильярдной и делиться с сослуживцами скабрезными шутками, он либо пропадал у себя в комнате, обложившись словарями и книгами, либо выбирался в центр Бомбея, в район Бхинди-базар, кишевший попрошайками, проститутками и прочим сбродом.
Британцы не понимали восхищения Бертона индийской культурой, которую в армейских кругах было принято презирать. Ричард даже получил от сослуживцев обидное прозвище Белый Ниггер, из-за того что в свободное время разгуливал в восточном одеянии и тюрбане (другое, более уважительное прозвище — Головорез — пристало к Ричарду из-за его мастерского умения владеть саблей и мечом).
Бертон — участник Британской Ост-Индской компании
Бертон тщательно описывал особенности местных обычаев, нравов и диалектов. С въедливостью, которой ему так недоставало в университете, Ричард исследовал все сферы жизни индусов, стараясь не упустить из виду детали. Не обходил вниманием и поведение за, скажем так, закрытыми дверями спальни. Более того, он считал, что антропологическое исследование невозможно без описания этой сферы жизни и с головой погрузился в исследования, не оставляя без внимания ни один бордель Бхинди-базара.
В своих дневниках Бертон с восхищением писал, что «у индийских женщин потрясающий контроль над вагинальными мышцами». Техника и разнообразие поз также восхищали Ричарда. Тогда же он впервые столкнулся с книгой «Ватьсьяяна кама сутра» — древним трактатом об искусстве любви, написанном на санскрите, которым Бертон не владел. Но он дал себе обещание вернуться к книге позднее.
Помимо случайных связей Ричард обзавелся постоянной девушкой из местных, которую называл «морганатической женой». По словам Бертона, она не только «держала дом в порядке» и «знала рецепт для предотвращения беременности», но и играла роль ходячего словаря. Многомесячные лингвистические изыскания Головореза были вознаграждены: он подал прошение, выдержал экзамен и получил официальную должность военного переводчика.
Бертон в совершенстве овладел арабским и персидским языками, хинди, гуджарати и маратхи. Лишь несколько человек из армии ее величества могли похвастаться знанием этих языков — британцы предпочитали управлять населением окриками на родном английском.
В обличье Мирзы Абдуллы
Ричард осваивал местные диалекты все семь лет своей службы в Индии. Но самым амбициозным его планом было изучение языка обезьян. Для этого он обзавелся десятком небольших обезьянок: были среди них «доктор», «секретарь», «агент» и самая красивая обезьянка — «жена». Этой обезьянке Ричард любил вдевать в уши серьги из жемчуга. Эксперимент имел некоторое подобие успеха: Бертону удалось выделить 60 обезьяньих слов. Но бумаги с этими словами были утеряны, и больше он к эксперименту не возвращался, предпочитая человеческие языки.
Спустя восемь лет службы в армии у Бертона начались серьезные проблемы: начальство выяснило, что именно он является автором крайне популярных карикатур на армейскую жизнь. Весьма кстати Ричард заболел офтальмитом (воспаление глаз), который и позволил ему претендовать на отпуск. 28-летний Бертон вернулся в Англию — и неожиданно для всех начал одну за другой издавать монографии.
За три года вышло пять книг, причем все были по достоинству оценены критиками и хорошо продавались. Четыре монографии Ричард посвятил описанию быта и нравов индусов, последний же труд — «Полная система упражнений с байонетом» — рассказывал о применении индийского штыка на практике. Так вслед за лингвистическим талантом Бертона открылся талант писательский.
Нелегальное паломничество
После возвращения из Мекки
Еще во время службы у Бертона возникла идея, как нельзя лучше соответствовавшая его любви к перевоплощению. Он решил стать первым в истории христианином, который под видом мусульманина совершит хадж — паломничество в Мекку.
Заручившись поддержкой Королевского географического общества (после публикации монографий с ценными антропологическими и этнографическими сведениями Ричард был принят в научную среду), Бертон начал необходимые приготовления. Перво-наперво сделал обрезание. «Опасность удваивается, если не следовать местным обычаям», — справедливо заметил авантюрист. Если бы местные обнаружили, что в святую для них землю пробрался иноверный, его бы казнили или растерзали на месте.
Ричард решил ехать под видом «Абдуллы, сына Иосифа, иностранца», причем облик этот был принят еще в Лондоне, дабы команда корабля, на котором он добирался до Порты, не смогла его выдать. С собой у Бертона был небольшой чемоданчик, в котором на видном месте лежал Коран.
В трех потайных отделениях хранились деньги, часы с компасом, перочинный ножик, карандаши и множество свернутых в трубочки бумажек — их Ричард крепил к внутренней части рукавов своего кафтана, чтобы при любом удобном случае незаметно делать зарисовки и заметки об обычаях местного населения. Немного краски — и портрет Абдуллы был готов: и без того экзотическая внешность Бертона стала совершенно арабской.
Карикатура на Бертона в журнале «Панч». На заднем плане — путеводители. Один говорит другому: «Он немного впереди нас, мой мальчик»
Паломничество требовало от Бертона досконального знания мусульманских ритуалов — впрочем, с этим проблем не возникло. Религия, как и прочие предпочтения народов, всегда были для Ричарда предметом пристального этнографического интереса. Еще во время военной службы он досконально изучил и католические, и мусульманские обряды, поэтому сыграть роль правоверного мусульманина для него было так же необременительно, как исполнить роль кардинала.
Хадж англичанина прошел без происшествий, а сотни свернутых в трубочки бумажек послужили основой для бестселлера «Паломничество в Аль-Медину и Мекку», который по сей день считается наиболее полным путеводителем по Мекке. Монография окончательно утвердила авторитет Бертона как исследователя-практика. И хотя, по его же собственному признанию, ему не хватало порой научной базы, он с лихвой восполнял ее опытом и стремлением к самообразованию.
Вход в Харэр
Живописный Харэр
Сомалийский Харэр — город, который, согласно легенде, падет, если в него войдет чужеземец. Бертон решил проверить легенду на прочность. Британское правительство полностью поддержало ученого: Сомали оставалось неизведанной территорией, на которую пока не распространились амбиции европейских захватчиков. Но надо же когда-то начинать.
Перед тем как продвинуться в глубь Сомали, Ричард несколько недель прожил на побережье, приняв облик купца-араба по имени Мирза Абдулла. Купец оказался дружелюбным типом и приобрел массу приятелей из местных. Абдулла развлекал их фокусами, угощал кофе и табаком, но, главное, рассказывал истории из «Тысячи и одной ночи», которые помнил наизусть еще со времен службы в Индии.
Бертон продолжал знакомство с культурой сомалийцев в своей любимой манере — заводя дружбу с мужчинами, а также романы и одноразовые приключения с дамами. Местные женщины не разочаровали Бертона: «Сомалийка может сжать вагинальные мышцы так, что причинит боль мужчине. И, если она сверху, может довести его до оргазма, сама при этом не двигаясь».
Приятно поразила его и здешняя свобода нравов, которую он зафиксировал в дневниках: «В Сомали нет шлюх. Зато есть множество жен, которые из-за пассивности своих мужей продают свои тела без зазрения совести. Мужчина дает понять о своих намерениях улыбками, кивками и неприличными жестами пальцами. Если женщина улыбается в ответ, Венера им благоволит…»
К сожалению для Бертона, за такой сугубо научный интерес пришлось поплатиться: в Сомали он заразился сифилисом, который долгое время наивно принимал за ветрянку.
Сам Харэр разочаровал первого проникшего за его стены иноверного. Священный город не впечатлил ничем, кроме «двух серых минаретов странной формы». В последний момент Бертон решил избавиться от образа Абдуллы и зайти в город в качестве англичанина. Он опасался, что из-за светлой кожи его примут за турка, с которыми в Харэре разговор был короткий — их ненавидели, боялись и при возможности истребляли. А вот англичане были народом непонятным.
Расчет Ричарда оправдал себя: его немедленно вызвали к эмиру Харэра, и тот милостиво протянул иноземцу палец для поцелуя. Бертон галантно имитировал поцелуй, так как, по его мнению, «подобная манипуляция возможна лишь с женской ручкой».
В течение десяти дней, пока советники решали, что делать с загадочным иностранцем, Ричард числился гостем во дворце. Затем, не найдя для Бертона лучшего применения, его отпустили восвояси с караваном, дарами и материалом для очередной книги «Первые шаги в Восточной Африке».
Озеро раздора
Спик и Бертон пока еще друзья
В середине 1850-х Ричард Бертон встретился с Джоном Хеннингом Спиком, также офицером и исследователем. Отношения складывались прекрасно: Спик, будучи моложе Бертона, не уставал восхищаться знаменитым путешественником и писателем, а тот милостиво принимал восхищение.
На этой дружеской волне Бертон со Спиком решили предпринять путешествие для дальнейшего изучения Восточной Африки. Но оно так и не состоялось: ночью 18 апреля 1855 года на лагерь исследователей в сомалийском порту Бербера напало племя туземцев, исследователям чудом удалось уйти. При этом Спик получил одиннадцать ранений, а Ричард — дротик в щеку, который сломал ему четыре зуба и оставил шрам на всю жизнь.
Неудача не охладила пыл англичан: в следующем году, 1856-м, они снова отправились в Африку, чтобы найти исток Нила. Авантюра стала самым знаменитым и самым тяжелым путешествием Бертона.
Бертон в Восточной Африке. Рисунок
По мере продвижения внутрь континента самочувствие путешественников ухудшалось. Их донимали насекомые, жара и влажность. Опасность нападения диких зверей также не придавала оптимизма. Похоже, и Бертон, и Спик подхватили разновидность вялотекущей малярии, симптомы которой то затухали, то обострялись.
Во рту у Ричарда появились язвы. Периодически у него начинался бред: ему казалось, что он может летать и что он на самом деле не он, а «двое людей, которые постоянно спорят и препираются друг с другом».
Но, пожалуй, самым тяжелым фактором стала вражда между недавними друзьями. Как-то вдруг выявились противоречия в методах исследования Спика и Бертона. Ричард, как и всегда, предпочитал проникнуться культурой местных, стать одним из них, разделить их хлеб и женщин. Джон придерживался классической английской точки зрения: варваров нужно изучать издалека, опасливо выглядывая из своего шатра. Такое высокомерное отношение к аборигенам мешало Бертону налаживать дружеские связи с местными племенами.
Открытое Ричардом озеро Танганьика
В состоянии вражды, больные и уставшие, они достигли огромного озера, которое на радостях приняли за исток Нила. Позже выяснилось, что путешественники открыли озеро Танганьика — самое длинное пресноводное озеро в мире. У Бертона начался новый приступ лихорадки, и Спик решил продвинуться дальше без своего соратника.
Вскоре он обнаружил другое озеро, назвал его «озеро Виктория» в честь королевы и установил, что именно оно является истоком Нила. Оставив полуживого Ричарда в Африке, Спик поспешил на родину, чтобы сделать доклад перед Королевским географическим обществом об успехах своей экспедиции. Этот эпизод стал началом вражды между двумя исследователями, вражды настолько острой, что до сих пор последователи Бертона и последователи Спика не могут помириться.
Возмутитель общественного спокойствия
Жена Изабель
В 1861 году состоялось тайное бракосочетание Ричарда Фрэнсиса Бертона и Изабель Арунделл. Красивая и образованная женщина, Изабель была моложе своего жениха на десять лет. Ее семья категорически возражала против этого брака, и причин тому было множество: Ричард не был католиком, его род занятий — путешествия по диким странам — едва ли можно было назвать престижным. Да и сам он не уставал подкидывать лондонскому обществу пищу для сплетен.
Медовый месяц на Тенерифе
Особенно изощрялся Бертон в высказываниях об интимной сфере жизни, о чем в британском обществе предпочитали чопорно молчать. Он как-то шокировал приятелей в клубе, заявив, что для счастья в семье женское удовлетворение так же важно, как и мужское. В своих дневниках Ричард записал: «Женщина должна быть возбуждена перед соитием, если она хочет получить от него удовольствие».
Для современников ученого, выросших в условиях щепетильной и лицемерной викторианской морали, уже одно такое высказывание было равносильно концу света. «Эту ветвь древа знаний наше современное образование самым грубым образом игнорирует, порождая тем самым несчастье как отдельных людей, так и целых семей и поколений», — сетовал Бертон в дневниках.
Карикатура Бертона: Изабель едет на льве с лицом Ричарда
Очевидно, Изабель придерживалась такой же точки зрения. Она отважилась на брак с Бертоном без родительского благословения. «Я хотела жить дикой, бродяжнической жизнью», — напишет Изабель в своих воспоминаниях. Ее мечты частично оправдались, по крайней мере она оказалась далеко от Англии. Следующие годы Ричард посвятил дипломатической работе: они с женой жили в Бразилии, в Дамаске, посетили Исландию.
Из каждого путешествия Бертон привозил по нескольку рукописей, интерес к которым стабильно приносил доход его издателям. Продолжил Ричард и изучение языков. По свидетельствам его биографов, к концу жизни он владел 29 языками из разных языковых семей.
Классический перевод «Камасутры» Бертона
А вот дипломатическая карьера Бертона не задалась. Создавалось ощущение, что ему легче наладить связи с варварами, чем с так называемым цивилизованным обществом. Из-за своего вспыльчивого нрава Ричард нажил много врагов в гостиных высокопоставленных лиц. Получив рыцарский титул, сэр Ричард Бертон решил удалиться на покой и полностью посвятить себя литературе и переводам. Но когда стало известно, что именно он переводит, о покое пришлось лишь мечтать.
Как только в книжных лавках появилось первое издание «Камасутры» и «Книги тысячи и одной ночи», общество взорвалось возмущением. Бертоны стали персонами нон грата в домах своих знакомых, тиражи книг изымались и приобретали статус подпольных.
Многие называли Ричарда не иначе как извращенцем. И это его, автора более сорока монографий, большинство из которых были с одобрением приняты в научных кругах! Едва ли осуждение волновало Ричарда: он привык чувствовать себя лишним. Но теперь с ним была Изабель, разделявшая его интересы и темперамент…
Гробница Ричарда и Изабель
Бертон скончался от сердечного приступа в возрасте 69 лет. Изабель заказала для мужа не надгробный камень, а гробницу в форме бедуинского шатра. Через шесть лет и сама Изабель присоединилась к Ричарду в его самом длинном путешествии.
Источник
2
Другие новости
Оставить комментарий
Написать комментарий: