14 книг, которые мы читали в октябре (13 фото)
Почему советский человек помешался на экстрасенсах, как празднуют Новый год (да, скоро Новый год) разные народы России, почему женщины носят то, что носят — и другие вопросы, на которые отвечают книги октября.
Софи Вудворд, «Почему женщины носят то, что они носят»
Социология моды — кажется, одна из самых интересных направлений исследования. Можно следить или не следить за показами мод и трендами в журналах, но понять, почему люди носят то или не носят это, почему увлекаются тем, или не увлекаются этим — очень интересно. Книга Вудфорд — результат полевых исследований, благодаря которым она не только описала ежедневные практики женщин, но и попыталась найти их истоки в проблемах гендера, класса, в связи с идентичностью.
Роберто Боланьо, «2666»
Боланьо — поэт, политик, маргинал, ставший одним из главных испаноязычных авторов двадцатого века. Его биография заслуживает отдельного разговора, а пока нельзя не порадоваться выходу его главной книги на русском языке. «2666», с одной стороны, роман для интеллектуалов, которые с радостью будут искать ответы на авторские загадки, с другой — для фанатов «очень больших романов», надолго погружающихся в книгу как в отдельный мир (типа «Бесконечной шутки» Уоллеса, «Тоннеля» Гэддиса, «Иерусалима» Мура). В маленьком городе Санта-Тереза вдруг одновременно оказывается несколько не знакомых друг с другом людей — каждый по своему делу. Их судьбы переплетутся друг с другом, а у нас захватит дух от литературы, философии, истории, деталей местной жизни и ее тупиков.
Микита Франко, «Окна во двор»
В 2020 вышел бестселлер «Дни нашей жизни» — роман о взрослении мальчика в семье с двумя папами в постсоветском контексте. Эта книга удивительным образом показала многим, что любящие родители — это любящие родители, а проблемы ребенка — это проблемы ребенка. Теперь Франко написал книгу-приквел о родителях — пусть мы уже знаем как они познакомились из первой книги, но теперь можем больше узнать о том, как они сформировались как личности, как они строили отношения, притирались и находили общее.
Колм Тойбин, «Волшебник»
Всегда интересно прочесть, что один писатель думает о другом, но если писатель не ограничивается эссе, а пишет роман — значит ему нужно в чем-то основательно разобраться, а заодно — посмотреться в зеркало. Автор «Бруклина» изучает фигуру одного из главных писателей 20-го века — Томаса Манна. «Волшебник» охватывает огромный период его жизни — приход к славе, жизнь в Германии (в самые разные периоды), жизнь в эмиграции, сложные семейные отношения и жизнь в «шкафу». Так, кажется Тойбину все-таки получилось поймать вечно ускользающую фигуру автора «Будденброков» и «Волшебной горы» и сказать что-то важное о нем.
Деймон Гэлгут, «Обещание»
Вообще, о политике апартеида — установленной государством в ЮАР жесткой расовой сегрегации — в России и сейчас знают немногие, еще меньше задумываются, каково было жить в то время, как люди умудрялись оставаться людьми, когда одна часть людей официально признавалась людьми второго сорта, и как преодолевались последствия апартеида? Пару лет назад вышел роман Бьянки Мараис «Пой, даже если не знаешь слов», теперь — «Обещание», да еще и с мощной поддержкой в виде Букеровской премии в 2021 году. Сюжет начинается в разгар этой страшной эпохи, когда глава богатой семьи обещает завещать служанке дом, в котором она живет. Что станет с этим обещанием после его смерти? Выполнят ли его волю потомки?
Нора Круг, «Родина. Немецкий семейный альбом»
Ни для кого не секрет, что в Германии после войны события гитлеровской эпохи были окружены молчанием. Нора Круг долго росла с убежденностью, что ее семья непричастна ужасам того времени, однако потом поняла, что ей чего-то не договаривают. Но в какой-то момент, уже в зрелости, она решает разобраться с этим — открытия ее удивят и расстроят. В этой книжке на грани комикса, романа, коллажа, эссе, расследования и фотоальбома мы видим итог авторских размышлений о том, что она узнала — итог печальный, но жизнеутверждающий.
Ханс Якоб Кристоффель фон Гриммельсхаузен, «Симплициссимус»
«Симплициссимус» — одно из главных произведений германской литературы, отсылки к которому можно найти вплоть до нашего времени. Это издание — адаптация, сокращенная версия классического перевода Александра Морозова, сделанная с любовью к полному комментированному изданию. Так, это произведение семнадцатого века о жизни простого человека на фоне Тридцатилетней войны, навсегда актуальное, сейчас можно прочесть иначе — сосредоточиться на сюжете, героях и основных идеях Гриммельсхаузена.
Алексей Конаков, «Убывающий мир: история "невероятного" в позднем СССР»
Надо сразу сказать — это сложная книжка, в которой много теории, но если этого не испугаться, будет безумно интересно. После «Земли, одержимой демонами» Моники Блэк, очень хотелось прочитать книгу о том, почему в позднем советском союзе и в девяностые все вдруг поверили в экстрасенсов и заряжали воду у экранов (и почему это увлечение сохраняется и сейчас). Конаков отметает «вдруг» и показывает, что истоки этого можно проследить аж с послевоенного времени — и показывает, как рождался, развивался и к чему пришел интерес к «невероятному» в СССР. Один из самых интересных моментов — роль в этом процессе научно-технической интеллигенции, сотрудников советских НИИ.
Наталья Петрова, Надежда Рычкова, «Страшный, таинственный, разный Новый год. От Чукотки до Карелии: старинные легенды, магические обряды, праздничные обычаи народов России»
Грядет Новый год, праздник, который мы знаем в основном в советской традиции: оливье, «Ирония судьбы». Однако, многие народы России празднуют Новый год совсем иначе, более того — в непривычные для нас даты. В этой книге две профессиональные фольклористки обобщают собственный опыт полевых исследований и знания других исследователей, чтобы рассказать нам как смена одного года другим происходит у чукчей и эвенков, сибирских поляков и калининградских литовцев, вепсов и якутов. Замечательная книга для того, чтобы обнаружить в себе новогоднее настроение, и очень любопытный гуманитарный научпоп.
Рената Литвинова, «О счастье и о зле»
Литвинову знают преимущественно как «диву», меньше — как режиссера, сценаристку и писательницу, а ведь именно благодаря письму, чувствительности к движениям слов Литвинова вошла в мир интеллектуального кино. В этой книге собраны ее работы, ставшие основой для фильмов «Страна глухих», «Богиня: как я полюбила», «Последняя сказка Риты» и других. Возможно, эта книга поможет разглядеть в Литвиновой сложного, интересного и яркого автора.
Михаил Захаров, «Дорамароман»
То, что этот текст о хрупкости и текучести идентичности говорит уже название, состоящее из корейского жанра «дорама» и старого европейского «роман» (в предисловии исследователь литературы Денис Ларионов это особо подчеркивает). Этничность, сексуальность, класс, фотография, кино, современная Россия — здесь все как будто перетекает друг в друга, где-то начинаясь, но нигде не заканчиваясь. Можно было бы сказать, что подобно Вуонгу это текст о вечной потерянности, но нет — скорее о непрекращающемся поиске и о том, в каких необычных вещах мы иногда находим опору.
Джеймс Хогг, «Тайная исповедь и мемуары оправданного грешника»
Это роман начала 19-го века, переоткрытый в 1940-х, впервые публикуется на русском языке. Шотландец Хогг рассказывает о молодом человеке, живущем в сложной социально-политической обстановке тех дней: да, это Шотландия, но она живет лицемерно под гнетом Англии, да, люди позволяют себе роскошь и праздник, но в это время совсем рядом живут люди, которым никто и не вздумает помочь. Словно перенимая эту двоякость, он впадает в религиозную одержимость — и начинает делать недоброе. Так, у Хогга выходит умное, нестандартное произведение о природе зла и морали, совмещающее в себе черты сатиры, готического романа, памфлета.
Мирей Гане, «Американский беляк»
Современный человек — не важно занимается он индустриальным, офисным или прекарным трудом, — часто чувствует себя зайцем, загнанным в угол. Этика капитализма поощряет работу на износ — все ради прибыли и производительности труда (даже если обыгрывает это тонко). Однако, заяц, загнанный в угол, храбрее льва — и роман-притча «Американский беляк» об этом: иногда храбрость нужна для того, чтобы выйти из колеса, вернуться к человечности, или лучше шире — к спокойному природному состоянию, говорит нам Гане. Так, наша героиня Диана во время очередного марафона чувствует, что буквально начинает превращаться в зайца, а мы следим за ее историей и выбором — чтобы сделать или не делать свой.
Алена Морнштайнова, «Гана»
В 1954 году маленькая девочка, десятилетняя Мира, остается сиротой: ей предстоит жить с теткой, пережившей Холокост. Так, две души — девочка и женщина, которая тоже когда-то была девочкой, оказываются объединены настоящим. Правда, потом оказывается, что и прошлым тоже — страшным, тягостным, неприятным. Мы узнаем, что именно хранится в их семейном шкафу, прочтем про боль, радость, страх, потерю и принятие и уже только тогда поймем — есть ли у этих двух будущее. Прекрасный пример современной чешской литературы, похожий на «Зима, когда я вырос» Петера Гестела.
Источник
Софи Вудворд, «Почему женщины носят то, что они носят»
Социология моды — кажется, одна из самых интересных направлений исследования. Можно следить или не следить за показами мод и трендами в журналах, но понять, почему люди носят то или не носят это, почему увлекаются тем, или не увлекаются этим — очень интересно. Книга Вудфорд — результат полевых исследований, благодаря которым она не только описала ежедневные практики женщин, но и попыталась найти их истоки в проблемах гендера, класса, в связи с идентичностью.
Роберто Боланьо, «2666»
Боланьо — поэт, политик, маргинал, ставший одним из главных испаноязычных авторов двадцатого века. Его биография заслуживает отдельного разговора, а пока нельзя не порадоваться выходу его главной книги на русском языке. «2666», с одной стороны, роман для интеллектуалов, которые с радостью будут искать ответы на авторские загадки, с другой — для фанатов «очень больших романов», надолго погружающихся в книгу как в отдельный мир (типа «Бесконечной шутки» Уоллеса, «Тоннеля» Гэддиса, «Иерусалима» Мура). В маленьком городе Санта-Тереза вдруг одновременно оказывается несколько не знакомых друг с другом людей — каждый по своему делу. Их судьбы переплетутся друг с другом, а у нас захватит дух от литературы, философии, истории, деталей местной жизни и ее тупиков.
Микита Франко, «Окна во двор»
В 2020 вышел бестселлер «Дни нашей жизни» — роман о взрослении мальчика в семье с двумя папами в постсоветском контексте. Эта книга удивительным образом показала многим, что любящие родители — это любящие родители, а проблемы ребенка — это проблемы ребенка. Теперь Франко написал книгу-приквел о родителях — пусть мы уже знаем как они познакомились из первой книги, но теперь можем больше узнать о том, как они сформировались как личности, как они строили отношения, притирались и находили общее.
Колм Тойбин, «Волшебник»
Всегда интересно прочесть, что один писатель думает о другом, но если писатель не ограничивается эссе, а пишет роман — значит ему нужно в чем-то основательно разобраться, а заодно — посмотреться в зеркало. Автор «Бруклина» изучает фигуру одного из главных писателей 20-го века — Томаса Манна. «Волшебник» охватывает огромный период его жизни — приход к славе, жизнь в Германии (в самые разные периоды), жизнь в эмиграции, сложные семейные отношения и жизнь в «шкафу». Так, кажется Тойбину все-таки получилось поймать вечно ускользающую фигуру автора «Будденброков» и «Волшебной горы» и сказать что-то важное о нем.
Деймон Гэлгут, «Обещание»
Вообще, о политике апартеида — установленной государством в ЮАР жесткой расовой сегрегации — в России и сейчас знают немногие, еще меньше задумываются, каково было жить в то время, как люди умудрялись оставаться людьми, когда одна часть людей официально признавалась людьми второго сорта, и как преодолевались последствия апартеида? Пару лет назад вышел роман Бьянки Мараис «Пой, даже если не знаешь слов», теперь — «Обещание», да еще и с мощной поддержкой в виде Букеровской премии в 2021 году. Сюжет начинается в разгар этой страшной эпохи, когда глава богатой семьи обещает завещать служанке дом, в котором она живет. Что станет с этим обещанием после его смерти? Выполнят ли его волю потомки?
Нора Круг, «Родина. Немецкий семейный альбом»
Ни для кого не секрет, что в Германии после войны события гитлеровской эпохи были окружены молчанием. Нора Круг долго росла с убежденностью, что ее семья непричастна ужасам того времени, однако потом поняла, что ей чего-то не договаривают. Но в какой-то момент, уже в зрелости, она решает разобраться с этим — открытия ее удивят и расстроят. В этой книжке на грани комикса, романа, коллажа, эссе, расследования и фотоальбома мы видим итог авторских размышлений о том, что она узнала — итог печальный, но жизнеутверждающий.
Ханс Якоб Кристоффель фон Гриммельсхаузен, «Симплициссимус»
«Симплициссимус» — одно из главных произведений германской литературы, отсылки к которому можно найти вплоть до нашего времени. Это издание — адаптация, сокращенная версия классического перевода Александра Морозова, сделанная с любовью к полному комментированному изданию. Так, это произведение семнадцатого века о жизни простого человека на фоне Тридцатилетней войны, навсегда актуальное, сейчас можно прочесть иначе — сосредоточиться на сюжете, героях и основных идеях Гриммельсхаузена.
Алексей Конаков, «Убывающий мир: история "невероятного" в позднем СССР»
Надо сразу сказать — это сложная книжка, в которой много теории, но если этого не испугаться, будет безумно интересно. После «Земли, одержимой демонами» Моники Блэк, очень хотелось прочитать книгу о том, почему в позднем советском союзе и в девяностые все вдруг поверили в экстрасенсов и заряжали воду у экранов (и почему это увлечение сохраняется и сейчас). Конаков отметает «вдруг» и показывает, что истоки этого можно проследить аж с послевоенного времени — и показывает, как рождался, развивался и к чему пришел интерес к «невероятному» в СССР. Один из самых интересных моментов — роль в этом процессе научно-технической интеллигенции, сотрудников советских НИИ.
Наталья Петрова, Надежда Рычкова, «Страшный, таинственный, разный Новый год. От Чукотки до Карелии: старинные легенды, магические обряды, праздничные обычаи народов России»
Грядет Новый год, праздник, который мы знаем в основном в советской традиции: оливье, «Ирония судьбы». Однако, многие народы России празднуют Новый год совсем иначе, более того — в непривычные для нас даты. В этой книге две профессиональные фольклористки обобщают собственный опыт полевых исследований и знания других исследователей, чтобы рассказать нам как смена одного года другим происходит у чукчей и эвенков, сибирских поляков и калининградских литовцев, вепсов и якутов. Замечательная книга для того, чтобы обнаружить в себе новогоднее настроение, и очень любопытный гуманитарный научпоп.
Рената Литвинова, «О счастье и о зле»
Литвинову знают преимущественно как «диву», меньше — как режиссера, сценаристку и писательницу, а ведь именно благодаря письму, чувствительности к движениям слов Литвинова вошла в мир интеллектуального кино. В этой книге собраны ее работы, ставшие основой для фильмов «Страна глухих», «Богиня: как я полюбила», «Последняя сказка Риты» и других. Возможно, эта книга поможет разглядеть в Литвиновой сложного, интересного и яркого автора.
Михаил Захаров, «Дорамароман»
То, что этот текст о хрупкости и текучести идентичности говорит уже название, состоящее из корейского жанра «дорама» и старого европейского «роман» (в предисловии исследователь литературы Денис Ларионов это особо подчеркивает). Этничность, сексуальность, класс, фотография, кино, современная Россия — здесь все как будто перетекает друг в друга, где-то начинаясь, но нигде не заканчиваясь. Можно было бы сказать, что подобно Вуонгу это текст о вечной потерянности, но нет — скорее о непрекращающемся поиске и о том, в каких необычных вещах мы иногда находим опору.
Джеймс Хогг, «Тайная исповедь и мемуары оправданного грешника»
Это роман начала 19-го века, переоткрытый в 1940-х, впервые публикуется на русском языке. Шотландец Хогг рассказывает о молодом человеке, живущем в сложной социально-политической обстановке тех дней: да, это Шотландия, но она живет лицемерно под гнетом Англии, да, люди позволяют себе роскошь и праздник, но в это время совсем рядом живут люди, которым никто и не вздумает помочь. Словно перенимая эту двоякость, он впадает в религиозную одержимость — и начинает делать недоброе. Так, у Хогга выходит умное, нестандартное произведение о природе зла и морали, совмещающее в себе черты сатиры, готического романа, памфлета.
Мирей Гане, «Американский беляк»
Современный человек — не важно занимается он индустриальным, офисным или прекарным трудом, — часто чувствует себя зайцем, загнанным в угол. Этика капитализма поощряет работу на износ — все ради прибыли и производительности труда (даже если обыгрывает это тонко). Однако, заяц, загнанный в угол, храбрее льва — и роман-притча «Американский беляк» об этом: иногда храбрость нужна для того, чтобы выйти из колеса, вернуться к человечности, или лучше шире — к спокойному природному состоянию, говорит нам Гане. Так, наша героиня Диана во время очередного марафона чувствует, что буквально начинает превращаться в зайца, а мы следим за ее историей и выбором — чтобы сделать или не делать свой.
Алена Морнштайнова, «Гана»
В 1954 году маленькая девочка, десятилетняя Мира, остается сиротой: ей предстоит жить с теткой, пережившей Холокост. Так, две души — девочка и женщина, которая тоже когда-то была девочкой, оказываются объединены настоящим. Правда, потом оказывается, что и прошлым тоже — страшным, тягостным, неприятным. Мы узнаем, что именно хранится в их семейном шкафу, прочтем про боль, радость, страх, потерю и принятие и уже только тогда поймем — есть ли у этих двух будущее. Прекрасный пример современной чешской литературы, похожий на «Зима, когда я вырос» Петера Гестела.
Источник
-1
Другие новости
Оставить комментарий
Написать комментарий: