8 больших американских романов, которые нужно прочитать (8 фото)
Деревья против науки, драма про феминисток и злоключения вьетконговского шпиона — восемь книг от современных писателей, которые не согласны со смертью жанра великого американского романа.
Такое редко случается, но понятие «великий американский роман» возникло раньше, чем появился первый роман, ему соответствующий. Его придумал, а точнее предсказал, американский писатель Джон Уильям Дефорест. В 1868 году в эссе в журнале The Nation он писал, что еще не появился, но однажды, несомненно, появится большой роман, который опишет чувства и бытие обычного американца. О размере, в том числе и размере влияния, еще и не было речи, сам Дефорест и не подозревал, что первым большим американским романом большинство сочтет написанного за 17 лет до его статьи «Моби Дика».
Сегодня уже и величие становится категорией устаревшей, какая-то нелепая демонстрация литературных иерархий, что-то про «проверь свои привилегии» и «почему у вас в романах одни мужчины». Американский роман требует пересмотра, по сути, чуть ли не ежедневно — зыбкость границ, нестабильность иерархий стали приметами нового мира.
Конечно, величие нас привлекает — так, восхваляя новые сериалы и богатый мир независимого кино, билеты мы все равно покупаем на «Мстителей». Но даже если не верить, как верил Дефорест, что однажды появится книга, которая все объяснит и опишет, современный читатель оказывается перед выбором сотни вариантов «чувств и бытия» американской жизни. Конечно, все мы можем с ходу назвать десять имен мальчиков, писателей, которые и сегодня успешно играют роли американских романистов, сочиняя по‑честному большие книги, а в них — толстый срез американской жизни. Джонатан Франзен, Джеффри Евгенидес, Кормак Маккарти, Майкл Шейбон — все это о них.
Есть еще писатели, которые своими грандиозными романами должны были убить сам концепт, но конвейер продолжает работать, — Томас Пинчон, Дон Делилло, Дэвид Фостер Уоллес, конечно же. Есть и писательницы широкого размаха, которые точно так же научились создавать масштабные полотна американской жизни, — Донна Тартт, Ханья Янагихара, Мерилин Робинсон, почему бы не Чимаманда Нгози Адичи, чья «Американха», пусть добрая часть действия ее происходит в Нигерии, вполне точно описывает и застоявшийся американский мир.
Пожалуй, главной приметой величия американского романа сегодня стало величие литературы в целом, не единый текст, который из нее рождается, а корпус текстов. Выбери любые десять больших американских романов, и вместе они сложатся в вариант великого. О судьбе Америки, о мечтах и о том, как им не суждено сбыться, о зыбкости границ и ненадежности мира, о чувствах, образе жизни и судьбе американцев, о чем же еще.
Ричард Форд, «Канада»
Перевод с английского Сергея Ильина
М. Phantom
Живой классик с плохим характером Ричард Форд пережил момент наивысшей славы в 1995 году, когда вышел его роман «День независимости»: несколько дней из жизни спортивного журналиста Фрэнка Баскомба (сквозного героя романов Форда) и его муки среднего возраста. Роман получил одновременно Пулитцера и премию Фолкнера, а в 2016 году был переведен на русский язык Сергеем Ильиным, к большому удивлению, если не сказать разочарованию русских читателей, которым все эти томления и сомнения вполне благополучных персонажей оказались глубоко не близки. «Канада», последний на сегодняшний день роман Форда, как раз глубоко и точно описывает неблагополучие. Это история 15-летнего мальчика, жизнь которого изменилась в день, когда его родители собрались ограбить банк. «Грязный реализм» Форда позволяет ему сосредоточиться на деталях и биографиях, это такая Америка, где никому не хорошо, никто не счастлив, и единственное, что можно с ней сделать, — сбежать, превратившись из участника событий в наблюдателя.
Энн Пэтчетт, «Голландский дом»
Перевод с английского Сергея Кумыша
М.: Синдбад
Американская писательница, еще в 2012-м вошедшая в список 100 наиболее влиятельных людей мира по версии журнала Time, еще в 2002-м получившая одновременно премию Фолкнера и «Оранж» за роман «Бельканто», еще в 2003-м переведенная издательством «Эксмо» так, что невозможно читать, только сейчас по‑настоящему оборачивается лицом к русскому читателю. Ее «Голландский дом», долгожданный русский перевод которого выйдет только к июню, вошел в короткий список Пулитцеровской премии и не получил от критиков ни единой отрицательной рецензии. Это современная сказка — история брата и сестры и их отношений с поместьем, где они выросли, присутствует и злая мачеха, и пропавшая без вести мама, и роковая любовь, но прежде всего это книга о союзе сердец, объединенных общей утратой, тонкая и точная история близости. Поскольку сюжет почти сказочный, его можно до бесконечности читать как метафору, например, что вся Америка наш дом, как вся Россия наш сад, и его секреты могут немало рассказать наблюдателю об устройстве мира.
Элизабет Страут, «Оливия Киттеридж»
Перевод с английского Евгении Канищевой
М.: Фантом пресс
Самая знаменитая книга Страут, конечно, «Оливия Киттеридж», за которую в 2009 году писательница получила Пулитцеровскую премию. Благодаря сериалу Лизы Холоденко с Фрэнсис МакДорманд в главной роли «Оливия Киттеридж» не осталась незамеченной и у нас, но, кажется, на популярность других книг писательницы это не повлияло. Мастерство Страут в том, чтобы проявлять невидимое глазу: она так внимательно вглядывается в жизни своих героев, что без труда способна разглядеть их недостатки и полюбить их во всей совокупности травмы. Неудивительно, что наблюдательницами историй у нее так часто становятся женщины: сами женщины незаметны, и проблемы их кажутся невидимыми, но именно они способны разглядеть жизни других и посочувствовать. Так, «Оливия Киттеридж» выглядит как сборник рассказов, и читатель только постепенно понимает, что все истории обитателей этого города связаны фигурой пожилой пенсионерки с дурным характером. Недавно этот роман вышел в новом русском переводе, так что стоило бы отдать ему должное. Но и на этом не остановиться: буквально в этом месяце на русском вышел роман «Мальчики Берджессы», где жизнь семьи после давней травмы снова увидена внимательными женскими глазами: все бедные, всем больно.
Вьет Тхань Нгуен, «Сочувствующий»
Перевод с английского Владимира Бабкова
М.: Corpus
Роман «Сочувствующий», получивший Пулитцеровскую премию 2016 года, все, хотелось бы верить, прочитали и обсудили еще два года назад после выхода русского перевода. Это история вьетконговского шпиона, человека с двумя лицами и двумя сознаниями, на вьетнамской войне — днем он служит американцам, ночью коммунистам и давно, кажется, перестал понимать, кто его хозяин на самом деле. Очень наглядно Вьет Тхань Нгуен показывает, что человеком на самом деле управляют не идеология и не политика, а простые чувства вроде жажды мести или мечты о красивой американской жизни. Все не так просто, нет единой правды — любимая мысль фейсбучной интеллигенции, но не американской, где надо строже следовать линии партии. Но «Сочувствующий» написан не совсем о том, что жизнь сложнее и правд может быть несколько. Он слишком наглядно показывает, что такая двойственность, неспособность выбрать ведет к катастрофе, к полному уничтожению «я» и даже к злодейству — а уж злодейств в романе предостаточно. Всякая правда порочна, в ядре каждой из них — «ничто», в чем герой убеждается ценой мучений. Вместе с сиквелом, вышедшим буквально месяц назад (роман The Commited, «Преданный», рассказывает о приключениях того же героя в Париже 1980-х, где он толкает наркоту и размышляет о сути и истоках расизма), «Сочувствующий» рассказывает о порочности всех идей и всех иерархий, и это, конечно же, великий американский литературный проект отмены всего.
Филипп Майер, «Американская ржавчина»
Перевод с английского Марии Александровой
М.: Phantom press
Филипп Майер — пока еще молодой по гигантистским меркам американского романа писатель, автор всего двух романов, совершенно грандиозных, впрочем: «Американская ржавчина» (2009) и «Сын» (2013). Сам он говорил всегда, что задумал трилогию об истоках американской жизни, третья ее часть, роман «Город» (The City), должна выйти в 2021 году и вдохновлена «Божественной комедией» Данте. Майер — интеллектуал, который пишет нарочито просто, перед каждым своим романом он годы изучает литературу, чтобы добиться исторической точности, и, как рассказывает сам, может провести несколько дней за изучением, например, птичьих тропок в Техасе. Так и герой «Американской ржавчины» Айзек пробирается по болотам, подальше от тухлого городишки, называя по имени все болотные травы, размышляя о рождении Земли, следах динозавров и неизбежном ее упадке однажды. «Американская ржавчина» — роман об упадке, где промышленная Америка внезапно оказывается местом античной силы, а городок, заваленный металлоломом «разной степени коррозии», некогда был местом великих событий. В свою очередь «Сын» — это история подъема, миф о рождении штата Техас, рассказанный от 1836 года, когда в штате рождается первый мальчик, Элай, и до нашего времени, в котором мучается от тоски его правнучка. Люди измельчали, и сюжеты их измельчали тоже, переживает Майер, который своими романами возвращает американской литературе грандиозность и поистине мифический размах.
Ричард Пауэрс, «Верхний ярус»
Готовится к выходу в издательстве «Астрель»
Пулитцеровская премия 2019 года — сложноустроенный роман о жизни деревьев, который с тех пор все переводят на русский, да никак не допереведут. Для Пауэрса это уже 12-я книга — до этого он много лет исследовал состояние реальности: искусственный интеллект, влияние на нашу жизнь технологий, чудеса работы мозга, жизнь как код. Его романы при этом скорее актуальны, чем точны, но за годы работы бывший программист сумел отточить литературный код практически до совершенства: взять несколько линий, найти точку, где все они сходятся, и разнообразными путями привести к ней разнообразных персонажей: экотеррористов, юристов, психологов, программистов. Все они немного отражают самого автора, который много кем успел побыть и позаниматься, всех их определяет особая связь с деревьями, практически «деревья — это мы». Но справедливо будет сказать, что он использует старый способ строить романы (много героев, разные перспективы, драма), чтобы поговорить о волнующих его моментах современности: что деревья надо спасать, а от науки иногда и спасаться.
Ричард Руссо, «Непосредственный человек»
Перевод с английского Любови Сумм
М.: Phantom press
Ричард Руссо — еще один большой писатель, дошедший до нас слишком поздно и пока урывками. Самый известный роман Руссо «Эмпайр Фоллз», изображение кризиса средних лет главного героя на фоне жизненных неудач жителей одного маленького вымирающего города, в 2002 году получил Пулитцеровскую премию, в 2005-м успел обрасти мини-сериалом, но на русском вышел только в 2018 году. А перевод романа 1997 года «Непосредственный человек» и вовсе свежий, конца прошлого года. Игра слов Straight man, непосредственно отсылающая к «белому гетеросексуальному мужчине», потеряна в переводе, но Руссо пишет романы именно для этой исчезающей категории американского населения. «Непосредственный человек» — университетский роман, в его центре комические неурядицы завкафедрой английского языка в захудалом университете. Если верить самому Руссо, материал он брал из собственного преподавательского опыта. И личное отношение тут очень чувствуется: мало того что книга гомерически смешная и вся состоит из комических гротескных событий, герой остается настоящим, и читатель ему бешено, отчаянно сочувствует. Гений Руссо в том, чтобы показывать живых, страдающих, чувствующих героев в комических, странных и нелепых обстоятельствах — и раз за разом убеждать читателя, что все это о нем.
Мег Вулицер, «Женские убеждения»
Перевод с английского Александры Глебовской
М.: Livebook
Время большого романа про феминизм наступило уже давно, и некоторым критикам нравится отчитывать его с «Огнеметов» Рейчел Кушнер, романа 2013 года о судьбе художницы в 1970-е, в котором героиня строит в мужском мире свою женскую жизнь с любовью к мотоциклам, радикальным идеям и искусству. Рейчел Кушнер своими романами переосмысляет традиционные мужские темы — ее книга «Комната на Марсе», действие которой происходит в женской тюрьме, была номинирована на международного Букера и переведена на русский в прошлом году. А Мег Вулицер, напротив, написала роман о феминистках, в котором действуют феминистки. Она хорошо известна нам по роману «Исключительные» о сложных отношениях группы друзей, каждый из которых мечтал стать кем-то невероятным, но не всем это удалось, — в начале этого года его переиздали, избавив от странных косяков старого перевода, которые несколько месяцев развлекали интернет. «Женские убеждения», экранизацию которых продюсирует Николь Кидман (и играет в ней одну из главных ролей"), рассказывает историю дружбы молодой девушки и звездной феминистки второй волны. Сеттинг предполагает иронию, но книга Вулицер написана со всей симпатией к героиням — она не столько об идеях, которые в западном мире уже затвердили, а о том, как эти феминистские идеи соотносятся с реальным женским опытом, с драмой, с конкуренцией, со стремлением состояться в жизни, с необходимостью делиться властью.
Источник
Такое редко случается, но понятие «великий американский роман» возникло раньше, чем появился первый роман, ему соответствующий. Его придумал, а точнее предсказал, американский писатель Джон Уильям Дефорест. В 1868 году в эссе в журнале The Nation он писал, что еще не появился, но однажды, несомненно, появится большой роман, который опишет чувства и бытие обычного американца. О размере, в том числе и размере влияния, еще и не было речи, сам Дефорест и не подозревал, что первым большим американским романом большинство сочтет написанного за 17 лет до его статьи «Моби Дика».
Сегодня уже и величие становится категорией устаревшей, какая-то нелепая демонстрация литературных иерархий, что-то про «проверь свои привилегии» и «почему у вас в романах одни мужчины». Американский роман требует пересмотра, по сути, чуть ли не ежедневно — зыбкость границ, нестабильность иерархий стали приметами нового мира.
Конечно, величие нас привлекает — так, восхваляя новые сериалы и богатый мир независимого кино, билеты мы все равно покупаем на «Мстителей». Но даже если не верить, как верил Дефорест, что однажды появится книга, которая все объяснит и опишет, современный читатель оказывается перед выбором сотни вариантов «чувств и бытия» американской жизни. Конечно, все мы можем с ходу назвать десять имен мальчиков, писателей, которые и сегодня успешно играют роли американских романистов, сочиняя по‑честному большие книги, а в них — толстый срез американской жизни. Джонатан Франзен, Джеффри Евгенидес, Кормак Маккарти, Майкл Шейбон — все это о них.
Есть еще писатели, которые своими грандиозными романами должны были убить сам концепт, но конвейер продолжает работать, — Томас Пинчон, Дон Делилло, Дэвид Фостер Уоллес, конечно же. Есть и писательницы широкого размаха, которые точно так же научились создавать масштабные полотна американской жизни, — Донна Тартт, Ханья Янагихара, Мерилин Робинсон, почему бы не Чимаманда Нгози Адичи, чья «Американха», пусть добрая часть действия ее происходит в Нигерии, вполне точно описывает и застоявшийся американский мир.
Пожалуй, главной приметой величия американского романа сегодня стало величие литературы в целом, не единый текст, который из нее рождается, а корпус текстов. Выбери любые десять больших американских романов, и вместе они сложатся в вариант великого. О судьбе Америки, о мечтах и о том, как им не суждено сбыться, о зыбкости границ и ненадежности мира, о чувствах, образе жизни и судьбе американцев, о чем же еще.
Ричард Форд, «Канада»
Перевод с английского Сергея Ильина
М. Phantom
Живой классик с плохим характером Ричард Форд пережил момент наивысшей славы в 1995 году, когда вышел его роман «День независимости»: несколько дней из жизни спортивного журналиста Фрэнка Баскомба (сквозного героя романов Форда) и его муки среднего возраста. Роман получил одновременно Пулитцера и премию Фолкнера, а в 2016 году был переведен на русский язык Сергеем Ильиным, к большому удивлению, если не сказать разочарованию русских читателей, которым все эти томления и сомнения вполне благополучных персонажей оказались глубоко не близки. «Канада», последний на сегодняшний день роман Форда, как раз глубоко и точно описывает неблагополучие. Это история 15-летнего мальчика, жизнь которого изменилась в день, когда его родители собрались ограбить банк. «Грязный реализм» Форда позволяет ему сосредоточиться на деталях и биографиях, это такая Америка, где никому не хорошо, никто не счастлив, и единственное, что можно с ней сделать, — сбежать, превратившись из участника событий в наблюдателя.
Энн Пэтчетт, «Голландский дом»
Перевод с английского Сергея Кумыша
М.: Синдбад
Американская писательница, еще в 2012-м вошедшая в список 100 наиболее влиятельных людей мира по версии журнала Time, еще в 2002-м получившая одновременно премию Фолкнера и «Оранж» за роман «Бельканто», еще в 2003-м переведенная издательством «Эксмо» так, что невозможно читать, только сейчас по‑настоящему оборачивается лицом к русскому читателю. Ее «Голландский дом», долгожданный русский перевод которого выйдет только к июню, вошел в короткий список Пулитцеровской премии и не получил от критиков ни единой отрицательной рецензии. Это современная сказка — история брата и сестры и их отношений с поместьем, где они выросли, присутствует и злая мачеха, и пропавшая без вести мама, и роковая любовь, но прежде всего это книга о союзе сердец, объединенных общей утратой, тонкая и точная история близости. Поскольку сюжет почти сказочный, его можно до бесконечности читать как метафору, например, что вся Америка наш дом, как вся Россия наш сад, и его секреты могут немало рассказать наблюдателю об устройстве мира.
Элизабет Страут, «Оливия Киттеридж»
Перевод с английского Евгении Канищевой
М.: Фантом пресс
Самая знаменитая книга Страут, конечно, «Оливия Киттеридж», за которую в 2009 году писательница получила Пулитцеровскую премию. Благодаря сериалу Лизы Холоденко с Фрэнсис МакДорманд в главной роли «Оливия Киттеридж» не осталась незамеченной и у нас, но, кажется, на популярность других книг писательницы это не повлияло. Мастерство Страут в том, чтобы проявлять невидимое глазу: она так внимательно вглядывается в жизни своих героев, что без труда способна разглядеть их недостатки и полюбить их во всей совокупности травмы. Неудивительно, что наблюдательницами историй у нее так часто становятся женщины: сами женщины незаметны, и проблемы их кажутся невидимыми, но именно они способны разглядеть жизни других и посочувствовать. Так, «Оливия Киттеридж» выглядит как сборник рассказов, и читатель только постепенно понимает, что все истории обитателей этого города связаны фигурой пожилой пенсионерки с дурным характером. Недавно этот роман вышел в новом русском переводе, так что стоило бы отдать ему должное. Но и на этом не остановиться: буквально в этом месяце на русском вышел роман «Мальчики Берджессы», где жизнь семьи после давней травмы снова увидена внимательными женскими глазами: все бедные, всем больно.
Вьет Тхань Нгуен, «Сочувствующий»
Перевод с английского Владимира Бабкова
М.: Corpus
Роман «Сочувствующий», получивший Пулитцеровскую премию 2016 года, все, хотелось бы верить, прочитали и обсудили еще два года назад после выхода русского перевода. Это история вьетконговского шпиона, человека с двумя лицами и двумя сознаниями, на вьетнамской войне — днем он служит американцам, ночью коммунистам и давно, кажется, перестал понимать, кто его хозяин на самом деле. Очень наглядно Вьет Тхань Нгуен показывает, что человеком на самом деле управляют не идеология и не политика, а простые чувства вроде жажды мести или мечты о красивой американской жизни. Все не так просто, нет единой правды — любимая мысль фейсбучной интеллигенции, но не американской, где надо строже следовать линии партии. Но «Сочувствующий» написан не совсем о том, что жизнь сложнее и правд может быть несколько. Он слишком наглядно показывает, что такая двойственность, неспособность выбрать ведет к катастрофе, к полному уничтожению «я» и даже к злодейству — а уж злодейств в романе предостаточно. Всякая правда порочна, в ядре каждой из них — «ничто», в чем герой убеждается ценой мучений. Вместе с сиквелом, вышедшим буквально месяц назад (роман The Commited, «Преданный», рассказывает о приключениях того же героя в Париже 1980-х, где он толкает наркоту и размышляет о сути и истоках расизма), «Сочувствующий» рассказывает о порочности всех идей и всех иерархий, и это, конечно же, великий американский литературный проект отмены всего.
Филипп Майер, «Американская ржавчина»
Перевод с английского Марии Александровой
М.: Phantom press
Филипп Майер — пока еще молодой по гигантистским меркам американского романа писатель, автор всего двух романов, совершенно грандиозных, впрочем: «Американская ржавчина» (2009) и «Сын» (2013). Сам он говорил всегда, что задумал трилогию об истоках американской жизни, третья ее часть, роман «Город» (The City), должна выйти в 2021 году и вдохновлена «Божественной комедией» Данте. Майер — интеллектуал, который пишет нарочито просто, перед каждым своим романом он годы изучает литературу, чтобы добиться исторической точности, и, как рассказывает сам, может провести несколько дней за изучением, например, птичьих тропок в Техасе. Так и герой «Американской ржавчины» Айзек пробирается по болотам, подальше от тухлого городишки, называя по имени все болотные травы, размышляя о рождении Земли, следах динозавров и неизбежном ее упадке однажды. «Американская ржавчина» — роман об упадке, где промышленная Америка внезапно оказывается местом античной силы, а городок, заваленный металлоломом «разной степени коррозии», некогда был местом великих событий. В свою очередь «Сын» — это история подъема, миф о рождении штата Техас, рассказанный от 1836 года, когда в штате рождается первый мальчик, Элай, и до нашего времени, в котором мучается от тоски его правнучка. Люди измельчали, и сюжеты их измельчали тоже, переживает Майер, который своими романами возвращает американской литературе грандиозность и поистине мифический размах.
Ричард Пауэрс, «Верхний ярус»
Готовится к выходу в издательстве «Астрель»
Пулитцеровская премия 2019 года — сложноустроенный роман о жизни деревьев, который с тех пор все переводят на русский, да никак не допереведут. Для Пауэрса это уже 12-я книга — до этого он много лет исследовал состояние реальности: искусственный интеллект, влияние на нашу жизнь технологий, чудеса работы мозга, жизнь как код. Его романы при этом скорее актуальны, чем точны, но за годы работы бывший программист сумел отточить литературный код практически до совершенства: взять несколько линий, найти точку, где все они сходятся, и разнообразными путями привести к ней разнообразных персонажей: экотеррористов, юристов, психологов, программистов. Все они немного отражают самого автора, который много кем успел побыть и позаниматься, всех их определяет особая связь с деревьями, практически «деревья — это мы». Но справедливо будет сказать, что он использует старый способ строить романы (много героев, разные перспективы, драма), чтобы поговорить о волнующих его моментах современности: что деревья надо спасать, а от науки иногда и спасаться.
Ричард Руссо, «Непосредственный человек»
Перевод с английского Любови Сумм
М.: Phantom press
Ричард Руссо — еще один большой писатель, дошедший до нас слишком поздно и пока урывками. Самый известный роман Руссо «Эмпайр Фоллз», изображение кризиса средних лет главного героя на фоне жизненных неудач жителей одного маленького вымирающего города, в 2002 году получил Пулитцеровскую премию, в 2005-м успел обрасти мини-сериалом, но на русском вышел только в 2018 году. А перевод романа 1997 года «Непосредственный человек» и вовсе свежий, конца прошлого года. Игра слов Straight man, непосредственно отсылающая к «белому гетеросексуальному мужчине», потеряна в переводе, но Руссо пишет романы именно для этой исчезающей категории американского населения. «Непосредственный человек» — университетский роман, в его центре комические неурядицы завкафедрой английского языка в захудалом университете. Если верить самому Руссо, материал он брал из собственного преподавательского опыта. И личное отношение тут очень чувствуется: мало того что книга гомерически смешная и вся состоит из комических гротескных событий, герой остается настоящим, и читатель ему бешено, отчаянно сочувствует. Гений Руссо в том, чтобы показывать живых, страдающих, чувствующих героев в комических, странных и нелепых обстоятельствах — и раз за разом убеждать читателя, что все это о нем.
Мег Вулицер, «Женские убеждения»
Перевод с английского Александры Глебовской
М.: Livebook
Время большого романа про феминизм наступило уже давно, и некоторым критикам нравится отчитывать его с «Огнеметов» Рейчел Кушнер, романа 2013 года о судьбе художницы в 1970-е, в котором героиня строит в мужском мире свою женскую жизнь с любовью к мотоциклам, радикальным идеям и искусству. Рейчел Кушнер своими романами переосмысляет традиционные мужские темы — ее книга «Комната на Марсе», действие которой происходит в женской тюрьме, была номинирована на международного Букера и переведена на русский в прошлом году. А Мег Вулицер, напротив, написала роман о феминистках, в котором действуют феминистки. Она хорошо известна нам по роману «Исключительные» о сложных отношениях группы друзей, каждый из которых мечтал стать кем-то невероятным, но не всем это удалось, — в начале этого года его переиздали, избавив от странных косяков старого перевода, которые несколько месяцев развлекали интернет. «Женские убеждения», экранизацию которых продюсирует Николь Кидман (и играет в ней одну из главных ролей"), рассказывает историю дружбы молодой девушки и звездной феминистки второй волны. Сеттинг предполагает иронию, но книга Вулицер написана со всей симпатией к героиням — она не столько об идеях, которые в западном мире уже затвердили, а о том, как эти феминистские идеи соотносятся с реальным женским опытом, с драмой, с конкуренцией, со стремлением состояться в жизни, с необходимостью делиться властью.
Источник
-1
Другие новости
Оставить комментарий
показать все комментарии (3)
Написать комментарий: