Память ❘ 6 фото

День ВДВ в интернет ресурсах пестрит постами фонтанных ныряльщиков, но мне вспомнился земляк-фронтовик десантник Герой Советского Союза. 

 В РКА Ивана призвали еще по мирному времени и отправили служить в артиллерию на Дальний Восток. Не успел он там первые сапоги стоптать, как война с немцами началась. Осенью 1941-го поехали сибиряки и дальневосточники Москву спасать. После боев за столицу красноармейца Кондратьева зачислили в отдельный артиллерийский дивизион 3-й гвардейской воздушно-десантной бригады. Тогда остатки воздушно-десантных корпусов, уцелевшие после неудачной Вяземской операции в январе-феврале 1942 года, свели в десять гвардейских дивизий и три бригады резерва Верховного главнокомандования.

 Через две недели после прибытия в бригаду начались прыжки с парашютной вышки в Мытищах под Москвой. Прошло еще две недели, стали прыгать с аэростата. Тросами подтягивали кабину на высоту 1200 метров. и — «Пошел!» Через месяц прыгали уже с самолета ТБ-3 с разных высот. Кто служил в батальонах, сделали по 15-20 прыжков, истребители танков — по 10. Боевая подготовка артдивизиона была средней. Если боеприпасы для стрелкового вооружения десантников не экономили, то по поводу снарядов для пушек и патронов для ПТР шла в ход довоенная еще пословица: «Берегите снаряды! Цена каждого выстрела из орудия — это пара хромовых сапог!»

 В начале сентября 1943-го поползли по бригаде слухи: скоро в бой. Представитель Ставки Верховного главнокомандования маршал Жуков решил десантировать три гвардейские бригады ВДВ на занятый немцами правый берег Днепра. 

Иван Петрович вспоминал: "Получили приказ на погрузку в эшелоны, и поехали мы на фронт. На каждой большой станции нас собирали на митинг. Выносили на середину знамя бригады. Выходили замполиты и говорили: «Бойцы! Десантники! Родина надеется, что вы выполните поставленные задачи!» Сами знаете наш девиз: «Никто, кроме нас!» Подъехали к Украине, и нам зачитали приказ: «Категорически запрещено общение с местным украинским населением». Но гвардейские знаки и значки парашютистов были у нас на гимнастерках, так что все видели — к фронту едут десантники. Разместились мы на аэродроме в районе г. Лебедин в уцелевших довоенных огромных ангарах, крытых каким-то специальным стеклом. Был сильный дождь. Через два дня нас разбили на десантные расчеты по 18 человек на «Дуглас». В этих самолетах было сделано по двери с каждой стороны для каждой девятки десантников. В расчет входил один офицер. Ему в обязанность вменялось, после того как бойцы прыгнут, быть замыкающим и выбросить с самолета два специальных мешка с боеприпасами. Объявили, что прыгать будем с высоты 500 метров, интервал времени при прыжке — 10-15 секунд, один за другим. Боялись большого рассеивания бойцов при десантировании. Я должен был лететь в первой группе высадки. Когда отдали приказ о посадке в самолеты, над аэродромом появился неожиданно немецкий самолет и сбросил листовки: «К встрече десанта готовы! Прилетайте поскорее!» Нам сказали — не поддаваться на эти провокации. Да мы и так понимали, что из этого десанта никто живым не вернется.»

 «… Сбросили нас, — продолжал Кондратьев, — почему-то с высоты около 1000 метров. Когда мы спускались на парашютах, с земли по нам огонь не вели. Приземлился я в какой-то овраг. Темень, хоть глаз выколи. Слышу недалеко лай собак, значит, думаю, населенный пункт рядом. Натолкнулся на двух десантников с других самолетов. Смотрим друг на друга, ждем сигнала ракетниц. Прошло где-то полчаса. Появились в небе три ракеты. Через минуту такие же три ракеты слева от нас, потом справа от нас, а минут через пять со всех сторон в небо летели ракеты того же набора цветов, и нельзя было ничего понять -кто их выпускает и где место сбора. Говорю ребятам: «Надо подождать, уж больно все это подозрительно выглядит». Они меня послушались, ведь я был «старик», еще довоенного призыва. Затоптались мы в этом овраге, а в небе послышался гул самолетов. И тут началось! Сотни светящихся трасс шли вверх. Стало светло как днем. Мы видели весь этот кошмар. Зажигательные пули прошивали парашюты, а они из капрона и перкаля — вспыхивали моментально. Сразу появились в небе десятки горящих факелов. Так погибли, не успев принять бой на земле, наши товарищи. Рядом с нами врезался в землю подбитый «Дуглас». Мы бросились к самолету, но там живых почти не было, кроме нескольких чудом уцелевших десантников. Все пространство вокруг нас было в белых пятнах парашютов. И трупы: убитые, сгоревшие, разбившиеся десантники. А через час началась облава.»

 Кондратьеву повезло: «На нас, — продолжал он свой рассказ, — натолкнулись десантники из пятой бригады. Их командир подполковник Сидорчук возглавил нашу объединенную группу численностью до батальона. Нашли радиостанцию, и 7 октября связались со штабом фронта. После этого сеанса связи нам сбросили ночью по воздуху немного продовольствия — пакеты с американским сухим пайком, кое-какое оружие — и боеприпасы…»

Через три дня комбриг Петр Сидорчук получил приказ командующего 52-й армией генерал-лейтенанта Константина Коротеева захватить село Свидовок и отвлечь противника на время форсирования нашими войсками Днепра. Прорвать заранее организованную оборону без артиллерии и минометов -дело почти безнадежное. Но приказ надо выполнять — в 4 часа утра десантники, забросав неприятеля ручными гранатами, ворвались в Свидовок и… напоролись на танки. Успех наступления обеспечил бронебойщик Кондратьев. Четыре его выстрела из сброшенного с самолета ПТР выбили четыре вражеских танка. Пятый танк вместе с остатками пехоты отступил из села.

 Но войска фронта так и не смогли в ту ночь форсировать Днепр. Поэтому противник оттянул от берега часть сил и бросил их против остатков воздушного десанта.

Десантники оставили Свидовок и заняли круговую оборону, отвлекая на себя немецкие танки от переправившейся в ночь на 14 ноября через Днепр 254-й стрелковой дивизии. Через день эта дивизия соединилась с воздушно-десантной бригадой. Вернее, с немногими оставшимися в живых десантниками. Всех уцелевших бойцов и командиров Днепровского воздушного десанта наградили орденами и медалями, а троих удостоили звания Героя Советского Союза — майора Арона Блувштейна, старшего лейтенанта Сурена Петросяна и сержанта Ивана Кондратьева.

 Сибиряк узнал о своем награждении спустя год. В том бою на Днепровском плацдарме при отходе в Черкасский лес он был контужен и тяжело ранен — пулей в живот навылет. Из запаханного вражеским танком окопа его откопали и выходили сердобольные местные жители. После долгих госпитальных мытарств ему определили 2-ю группу инвалидности и списали из армии.

 Возвратившись из госпиталя в Армизон, 22-летний Кондратьев устроился заготовителем в ондатровое хозяйство. Надо было помогать семье — родители немощны, братья погибли на фронте, сестры малы. Через год Иван уехал в Пятигорск (там жила сродная сестра), работал снабженцем на текстильной фабрике. Потом перешел на завод «Прогресс», тоже по снабженческой части. Работа нетяжелая, но ответственная. Чуть не доглядишь или ошибешься — вот и растрата материальных или денежных средств. А за это — суд и тюрьма.

В апреле 1963 года приключилась такая беда и с Иваном Петровичем. Внезапная ревизия выявила у него недостачу двух тысяч рублей. По нынешним временам кредитов и ипотек сумма небольшая. Но тогда, в самый разгар очередной хрущевской кампании по борьбе за сохранность социалистической собственности, расхитителей десяти тысяч рублей расстреливали. Установка Хрущева была строгой: «Судить всех, невзирая на лица и звания». По приговору суда — «3 года лишения свободы с содержанием в колонии общего режима» — лишили Кондратьева и Золотой Звезды Героя Советского Союза. При торжествовавшей в нашей стране коммунистической идеологии герои не могли быть преступниками.

 За колючей проволокой бывший десантник провел около двух лет. После свержения Хрущева пришедший к власти Брежнев к 20-летию Победы амнистировал фронтовиков, осужденных за бытовые и хозяйственные преступления. Однако в звании Героя Советского Союза Ивана Петровича восстановили только по ходатайству совета ветеранов 5-й гвардейской ВДБр уже к 30-летнему победному юбилею. И выдали новую Золотую Звезду, а к ней -новый орден Ленина. Но в книгу «Герои земли Тюменской» очерк о нем поместить не успели. Он появился в этом сборнике лишь в 1991 году.

 Накануне 50-летия Победы Иван Петрович держался бодро и в отличие от многих своих сверстников не жаловался на жизнь, на пенсию и на президента Ельцина. И хотя ныла фронтовая рана, и последствия контузии и давали о себе знать, бывший бронебойщик еще читал без очков, водил машину и вязал рыбацкие сети. О войне вспоминал неохотно. Куда оживленнее рассказывал  о рыбалке, природе и других простых житейских заботах. Ничего геройского. Обыкновенный русский мужик. Такой легко вспашет и засеет ниву, построит дом, заведет семью и хозяйство. А придется — с бронебойным ружьем остановит немецкие танки. Тюрьмой да сумой его также не испугаешь. На политических пророков он не надеялся — только на себя. На таких вот Иванах испокон веков и держалась наша Россия.

 Иван Петрович Кондратьев умер 9 июля 1996 года, похоронен на Червишевском кладбище Тюмени.