Петербурженка выкупила дом с уникальными росписями в Саратовской области

И открыла там музей.



В селе Поповка Саратовской области стоит бывший старообрядческий дом конца XIX века с уникальными росписями от пола до потолка. Семь лет назад, узнав, что его могут разрушить, здание купила петербургская искусствоведка Юлия Терехова — и открыла там музей «Дом со львом».

В музей стали приезжать туристы, а с уборкой участка помогли волонтеры. Этим летом началась реставрация здания: с помощью краудфандинга Юлия собрала больше 700 тысяч рублей на работы.

Искусствоведка рассказала, почему росписи сохранились практически в идеальном состоянии, как неизвестный мастер может быть связан с Петровым-Водкиным и изменилась ли жизнь в селе после того, как там открылся музей.

— Вы купили дом в селе Поповка семь лет назад. Как вы узнали, что там есть росписи?

— Я выпускник СПбГУ и Европейского университета и занимаюсь исследованием не совсем профильной для городского жителя темы народного искусства. Соответственно, я езжу по деревням, хожу в деревенские дома. Обычно это русский Север, Урал, Сибирь. С этим сопряжено участие в разных конференциях. В 2010 году я оказалась на конференции в Саратове: рассказывала о своей научной деятельности, показывала картинки расписных домов, которые я посетила во время экспедиций. После мероприятия ко мне подошли местные жители и сказали: «Мы видели ваши картинки — что-то похожее нашли в одном из домов ребята из нашего Саратовского университета».

Поскольку мне довольно часто присылают фото и они по большей части мне известны, я не ожидала увидеть то, что изменит мое представление о мире. Но я ошибалась. Прислали фотографии этого домика. Ребята обнаружили его, когда ходили в фольклорную экспедицию. Я нашла в интернете несколько статей, где говорилось, что в дом приезжали журналисты, власть и там хотят сделать музей. Думаю, ну отлично, то, что надо, буду следить за этим, ведь есть проекты, которые работают с сельской местностью. Где-то через полгода я решила посмотреть, что же там с домиком произошло. И, к сожалению, поняла, что он оказался никому не нужен: стоит и разрушается.



А вот и главная жемчужина дома — лев в голубой гостиной. Некоторые считают, что он похож на львов Пиросмани. Фото Richard Davies.



В прихожей же находится дверь, декорированная разноцветными кружочками, ведущая в сеновал.

— Этот дом тогда никому не принадлежал?

— Он принадлежал семье. Дети, уже взрослые, живут на соседней улице. Дом родителей они хотели разобрать на баню: им было негде мыться. Я связалась с ребятами, которые нашли дом, всё разузнала, поняла, что он может быть утрачен. И решила, что надо его купить. Мое образование — я реставратор — всеми силами подталкивало меня к тому, чтобы начать сохранять памятники.

Приехала туда — за 1500 км от Петербурга — это совершенно другой ландшафт, и люди, и климат. И выкупила дом. Это не было очень тяжело, потому что мне во всем помогали сами местные жители и администрация. Они, видимо, увидели что-то в этой идее, чего я сама тогда не замечала. Дом стоил 80 тысяч рублей.



Вторая комната — розовая спальня. Как в лучших домах! Фото Richard Davies.



Легенда связывает пастуха с первым хозяином дома, который, опять же, по преданию, был старообрядцем, а наш смотритель дядя Петя утверждает, что в образе пастуха и вовсе портретирован этот самый первый хозяин.

Я жила далеко, но чувствовала ответственность за памятник, а никаких коммерческих идей у меня не было (и нет до сих пор), поэтому стала думать, что надо пристроить его в хорошие руки. Прошлась по местным организациям — там есть музей, лыжный курорт, национальный парк, — но все отказались. Здесь есть проблема оптики, потому что это для нас дом такой интересный, необычный, странный, а для местных жителей — сарай и сарай. Ну что-то где-то нарисовано. Меня спрашивали, почему я не перевезла и не поставила его в Подмосковье. Но понятно, что у меня не было такой возможности: это стоило бы миллионов десять.



Лик Херувима, как кажется, был несколько переписан.



Около печи притаилась композиция, которая многим кажется особенно странной женщина поливает огромный куст, растущий из кадки. Надо сказать, что такие кадки есть на иконах, только там они — башни.

— А в каком состоянии был дом и участок? Насколько они были запущены?

— Много лет соседи кидали мусор на участок, мотивируя это тем, что «мы же не знали, что тут будет музей». Представление об экологии там примерно такое. Но это не было какой-то катастрофой, хотя мы вывезли очень много мусора. Например, на чердаке нашли кучу луковой шелухи — килограммы. Нам рассказали, что последний владелец дома очень любил всё запасать.



— В чем уникальность росписей?

— Роспись прежде всего привлекает внимание своей яркостью и красочностью. Даже если ты не знаешь, что это и где. Есть же поистине уникальные церковные росписи, но они не выглядят привлекательно для массового зрителя и меньше известны. А домик известен в том числе потому, что мастер красиво нарисовал.

Конечно, это не единственный расписной дом во всей России — их было много в тех местах, которые я уже называла: Север, Урал, Сибирь. Но обычно это дома, где роспись, скажем так, в цветочек. Там нет таких фигуративных композиций. Нарисуют цветочки, в уголке — какого-нибудь человечка или льва, и всё. А здесь целый рассказ: мастер изобразил четыре символа евангелистов: льва, орла, ангела и быка. Изобразил других героев — мы можем только предполагать, что это за люди или символы.

Второе, что важно, — это очень большая площадь. Две комнаты, расписанные от пола до потолка (потолок тоже расписан). Важно, что росписи находятся практически в идеальном состоянии. Например, в Вологодской области климат совершенно другой, и если мы там находим расписные дома, то очень часто они заваленные, роспись наполовину сгнившая. Или просто закрашенная.

— А сами сюжеты рисунков насколько необычны для народной росписи?

— Где-то изображали львов, но чтобы настолько огромного и к тому же в цикле вместе с другими символами евангелистов… Обычно такие изображения можно найти в церквях евангелистов — на парусах (часть свода — прим. «Бумаги»). Но в домовой росписи мне известен только этот дом. Есть и другие герои: пастух гонит гусей — это тоже мне не встречалось. В своем роде этот дом такой единственный. Но если кто-то из [ваших] читателей сможет сказать: «Нет, у меня у бабушки столетний дом с такой же росписью» — это будет прекрасно для науки, я буду только рада.



По левую руку от льва — деревья в кадках и без кадок.



Противоположную льву стену голубой гостиной украшает внушительных размеров киот, куда мы хотим поместить современную старообрядческую икону.

— Что известно об истории этого дома?

— Мы сотрудничаем с саратовским архивом и нашли информацию про село и всякие перипетии в нем. Но это опять же вопрос оптики: 100 лет назад никому бы не пришло в голову записать, что вот у Ивана Ивановича расписной дом и там лев. По крайней мере, пока мы ничего не обнаружили.

Что еще важно: видимо, это были зажиточные люди — и после революции их куда-то сослали. А дружить с сосланными было опасно. Была необходимость забыть какие-то элементы истории, забыть знакомство с людьми, с которыми ты всю жизнь общался. Поэтому нам никто отчетливо не может сказать: тут жила такая-то семья. Какую-то дворовую фамилию могут припомнить, но никто не говорит, кто конкретно это был. Всё туманно. И главная проблема: Хвалынский архив сгорел (село Поповка находится в Хвалынском районе — прим.). Может быть, это безвозвратно утерянная информация. Но мы стараемся искать.



Святая Елизавета скромно притаилась за киотом (справа), так скромно, что разглядеть ее удалось только в третий приезд. Видимо, киот был куплен и смонтирован после того, как была выполнена роспись



Святой Георгий пронзает, как он это обычно делает, змея. Однако по сценарию рядом должна быть св. Елизавета, из-за которой и совершилось «Чудо Георгия о змие». Где же она?

— Пытались ли вы выяснить имя мастера? Мог ли он жить в этом доме или мастеров, как правило, приглашали со стороны?

— Про мастера мы ничего не можем сказать. Как и многие мастера народной живописи, он не оставил своего автографа. Может, это был один из условных учителей Петрова-Водкина, потому что Хвалынск — это как раз место, где он родился. И мастерами [в этом районе] были те же учителя из старообрядческих монастырей, которые кроме иконописи занимались росписью бытовых предметов. Я ни в коем случае не говорю, что именно этот мастер был учителем Петрова-Водкина, но в принципе это был такой художественный круг, из которого вполне мог выйти этот человек. С такой же вероятностью он мог быть местным самородком или прихожим мастером.

Но поскольку рядом есть такой цветник иконописи, я все-таки думаю, что этот человек был знаком с творчеством местных монастырей. Конечно, было бы здорово узнать, кто это был. Но пока это мне кажется не очень вероятным.

— Насколько сложно реставрировать такой дом?

— С момента обнаружения домика я пыталась найти возможность так или иначе его отреставрировать. Но я понимала, что реставрация — это в любом случае дело дорогое. Сделать проект реставрации дома нам помог даже саратовский губернатор. А под Новый год мы краудфандингом собрали деньги на первый этап реставрации — 723 тысяч рублей.

Вообще, у нас [в России] всё плохо с реставрацией — и с реставрацией деревянного зодчества в частности. Мастеров много, но часто они предпочитают из подлинника сделать новодел. Проблема не в том, что это плохие мастера, а в том, что общество находится на такой стадии развития: «А зачем старое восстанавливать — лучше поновее, почище. Зачем эти деревяшки разглядывать?». Поэтому, конечно, когда ты впрягаешься в реставрацию, идешь немного вразрез с обществом.

Когда мы только начинали, позвали местную бригаду строителей, но они поняли, что мы попросим их сохранить старую обшивку (для них это труха) и сразу от нас убежали. В сознании местного жителя не укладывается, зачем сохранять старые окна или обшивку, когда можно спокойно взять и сделать новые.

С той бригадой, которая сейчас работает в доме, мы знакомы давно. Это московские ребята. Их руководитель уже был в доме в 2013 или 2014 году и заинтересовался. Эти мастера хорошо знакомы с категорией подлинника, они сняли обшивку (потом мы ее вернем), сделали фундамент. Будет также реставрироваться сруб. Первый этап реставрации закончится тем, что мы накроем дом временной кровлей — таким коробом, и он будет стоять закрытым до следующего сезона.

Сейчас мы с фондом Ильи Варламова проводим новый сбор — на реставрацию непосредственно фасада: обшивки и резьбы. Вообще, дом маленький и можно было бы и за один сезон всё сделать, но вопрос в финансировании.

Источник: paperpaper.ru