Польский генерал о русском спецназе

Wirtualna Polska: Как изменился российский спецназ со времен Советского Союза?



Роман Полько (Roman Polko): В первую очередь, в рамках реформы армии была сокращена его численность. Он получил дополнительное снаряжение, была модернизирована тактика действий. Спецназ стал интересоваться тем, как в современных конфликтах решают свои задачи западные подразделения, такие как британский SAS или американский отряд «Дельта», ввел некоторые элементы у себя.

Однако основные принципы, лежащие в основе функционирования этих подразделений, остались прежними, в особенности сильная подчиненность командованию военных сил специального назначения, то есть той части армии, которая занимается сбором информации. Так было и с польскими спецподразделениями в польской армии времен ПНР, которая ориентировалась на советские образцы. Благодаря этому месту в структуре спецназ получает оперативный доступ к информации, которую добывает разведка и контрразведка, и может эффективно осуществлять на этой базе свои задачи. Это имеет смысл.

Вторая вещь, которую нужно понимать, говоря о российских подразделениях специального назначения, заключается в том, что их численный состав доходит до полутора десятков тысяч человек. Для сравнения, в наших специальных войсках — около двух тысяч человек. У этой массовости есть свои минусы. Чем больше людей, тем сложнее сохранить элитарность (это видимо такой новый показатель боеспособности, о котором мы ещё не знаем, судя по всему - здесь и далее в тексте мои примечания в скобках). Мы пошли в ходе реформы западным путем, где стремятся, чтобы профессионалов не было слишком много. В России — нет. Там все еще царит культ численности, не меняются и задачи, которые ставятся перед спецназом. Его целью, как и раньше, остается разведка и диверсия, то есть выявление объекта и его уничтожение. Речь в основном о ракетных объектах, командовании и чувствительных элементах группировки противника. Как в эпоху холодной войны. Это характерно для агрессивных армий (ага, самая агрессивная армия это исключительно российская): у них есть специальные подразделения, приоритетная задача которых — ведение диверсионных действий на территории врага.

— Но спецназ — это не только разведка и диверсия.

— Определенные изменения в российских силах специального назначения произошли из-за террористической угрозы, которая эту страну тоже затронула. События в Беслане, театре на Дубровке заставили эволюционировать такие подразделения, как «Альфа» в сторону реализации задач полицейского, антитеррористического характера. Следует также упомянуть о находящемся в подчинении МВД отряде «Витязь», который набирался опыта и принимал активное участие в чеченской войне. Однако суть задач, которыми она там занималась сложно назвать специальными. Это было элитарное подразделение, которое первым пошло на войну, но не использовало присущих таким элитарным силам характеристик: специальная разведка, указание целей, хирургически точные удары небольших групп по важным объектам противника, чтобы не пострадали мирные жители.

— Во время советской операции в Афганистане спецназ отличился высокой эффективностью в боях, а одновременно необыкновенной жестокостью (например?). Это качества остаются его «визитной карточкой»?

— Действительно, если в западных спецподразделениях делается акцент на соблюдении международных конвенций (щито????), на том, чтобы действовать умно, и этим побеждать соперника, и под этим углом зрения отбираются кандидаты на службу, то в процессе набора в подразделения российского спецназа, особенно общевойсковые, преобладает физический фактор. Грубо говоря, это должен быть рослый «качок», который может, выполняя приказ, дать по голове каждому, на кого ему укажут, не думая о том, правильно это или нет. Конечно, война всегда тяжела и почти всегда жестока, но когда я командовал подразделением GROM, я просто отстранял такого рода бойцов от выполнения заданий. Агрессивные, лопающиеся от тестостерона и желания убивать людей (в русском языке есть хорошая поговорка "У страха глаза велики", в тему), они представляют опасность для своих товарищей и успеха операции. В российских силах таких солдат держат (на цепях, да, выпускают только во время боя), а фактор жесткого физического отбора продолжает использоваться.

Это также связано с отличиями в менталитете и подходе к спецподразделениям. В эпоху ПНР мы тоже были убеждены, что специальные силы не должны беспокоиться по поводу международных конвенций (так должны или не должны?) и принципов применения силы. Приоритетом было выполнение задания.

— Что можно сказать о действиях спецназа во время чеченских войн? Первую Москва проиграла, но и в ходе второй партизанские отряды смогли нанести российским спецподразделениям болезненные потери.

— Именно спецназ был единственным, кто одерживал в этих боях верх, так как он был подготовлен к действиям партизанского и противопартизанского характера, а в этом состояла та война. Они добывали сведения и ликвидировали главных чеченских полевых командиров. При этом, хотя россияне включают в состав войск специального назначения воздушно-десантные или какие-то элитные парашютные части, они к этой категории не принадлежат. Это просто более элитные части пехоты, которые, возможно, поддерживают спецподразделения, однако сами ими не являются. Командование российской армии осознает это и планирует создать такие части, которые не будут уступать SAS или «Дельте» (SAS нормально, но сравнивать бойцов захвативших дворец Амина и неудачников, сливших 10 боевых операций из 10 с небоевыми и боевыми потерями техники, это нормально?). Только, как я уже говорил, — это в первую очередь вопрос менталитета, а кроме этого — оснащения. Винтовка СВД, хотя меня связывают с ней некоторые теплые чувства, так как в первые годы службы я тоже ей пользовался, это не оружие того великолепного качества, как Heckler & Koch, Saco или Remington (Винторез, Орсис Т5000, Выхлоп), которые есть у наших польских солдат.

— На российский спецназ бросают тень такие кризисные ситуации, как теракт в московском театре или в школе в Беслане, когда погибло много заложников. Эти операции были так плохо спланированы и проведены или такое число жертв было связано с исключительной сложностью задачи?

— Я полагаю, что действия в театре на Дубровке были продуманы и проведены вполне искусно. А наша оценка их эффективности исходит из того, что мы не делаем поправку на российский менталитет, в котором человек, в том числе случайный заложник, как зритель в театре просто неважен. Важно то, что убиты террористы (А что, ваш ГРОМ вообще хоть раз кого-то освобождал?). Поэтому помощь выжившим велась так хаотично, без плана. Больницы, куда попадали заложники, даже не знали, какой газ был использован! (одинодинодин!)

Беслан — это совсем другая история. Там не работали никакие специальные подразделения (конкретно, никакой вымпел и никакая альфа). Мы можем только предполагать по каким — политическим или иным — причинам эта акция была не слишком четкой. Может даже сложиться впечатление, что до такой бойни довели специально, чтобы показать жестокость чеченцев и выставить их в как можно более невыгодном свете. Там не было ни переговоров, ни тонкости в действиях. Я сказал однажды, что если бы авиация решила сбросить на школу бомбу, жертв было бы столько же, сколько при таком освобождении заложников, которое было осуществлено.

Конечно, следует выделить в российском спецназе то, от чего отказались в своих силах американцы: те части, которые напрямую взаимодействуют с разведкой и могут выполнить задание самой высокой сложности, например, разыскать и ликвидировать российских граждан, обвиненных в измене родине (ага, Литвиненко в курсе); а также массовые военные силы специального назначения, которые отличаются решимостью и волей к борьбе, но для которых умение действовать «хирургически» точно, ведь мы говорим о профессиональном спецназе, отходит на второй план.

— Как можно оценить действия российских сил специального назначения в Крыму?

— Прежде всего, следует обратить внимание на коварство политиков и командующих, которые отправляют солдат на задание в форме без опознавательных знаков, как обычных бандитов (обычные бандиты обычно так и выглядят). В Крыму были какие-то силы специального назначения, но, скорее, из их массовой части. Это было хорошо видно на фотографиях и видео: упрямые «качки»
(




прямо видно, что все повально качки... и девка тоже качок.)
, выполняющие поставленную перед ними задачу, то есть просто запугивающие украинскую армию, которая даже не сопротивлялась, а просто сдавала объекты, зная, что с этими господами шутки плохи. Никакой тонкости в этих действиях не было. А при встрече с таким странным противником, который часто присутствует на современном ратном поле, как журналисты, они совсем теряли голову. Один забыл снять с рюкзака нашивку с фамилией, у другого были видны государственные символы, которые позволили идентифицировать его и найти его страницу в Facebook. Честно говоря, когда я услышал в СМИ, что это элитные подразделения спецназа, я поморщился, потому что это было преувеличением. Возможно, оно употреблялось для поднятия их морального духа и самооценки, но с действительностью общего имело мало, особенно — с лучшими в мире спецподразделениями.

— Но все-таки полковник Юрий Мамчур, командир военной части в Бельбеке, который стал символом сопротивления россиянам, сказал, что если бы его солдаты использовали оружие, их бы смели в одно мгновение.

— Я не буду оценивать боевой дух украинских военных (да ладно, скажи уж как есть), но стандартные действия по обороне страны выглядят так: во-первых, нужно защищать свою территорию, а если это сделать невозможно, то — уничтожить технику, отступить и перейти к нерегулярным, то есть партизанским действиям. Это — стандарт, а не выход без оружия к вооруженному врагу. Карл фон Клаузевиц говорил, что чтобы победить врага, нужно занять территорию, разбить его силы и сломить его волю к сопротивлению. В Крыму этот последний элемент удалось воплотить невероятно легко. Россияне вошли, как нож в масло.

А полковник делает хорошую мину при плохой игре. Возможно, он знал, что есть проблемы с подготовкой, снаряжением, а, в первую очередь, боевым духом его солдат. У них не было желания вступать в бой, так что теперь приходится как-то приукрашивать противника: сделать из «волчонка» «волка» или даже целую стаю ( а не переоцениваете ли вы свои возможности?). Хотя Россия ударила не всей своей мощью, а на самом деле небольшими силами (нет никакой надобности, не тот оппонент).

— Как выглядит современный уровень подготовки и оснащения спецназа?

— Во-первых, это бойцы, способные на все, с высоким боевым духом. Они не отступают ни перед чем даже в самые сложные моменты, чувствуют свою элитарность (+5 к ловкости, не?) и готовы жертвовать собой при выполнении заданий. Основной фактор при отборе кадров, который характеризует этих бойцов, — решимость. Они готовы действовать как террористы и не откажутся ни от одной задачи, которая перед ними поставлена. И если нужно будет пролить кровь, они готовы это сделать (видимо, не все илитарные подразделения, лучшие в мире, к этому готовы).

Если сравнивать с прошлым, их оснащение следует назвать неплохим: оно частично обновлено, частично закуплено на Западе. Однако это в значительной степени советская техника, автоматы, чья конструкция основана на конструкции «Калашникова». Но мы, особенно сейчас, можем позавидовать их доступу к разведывательной информации. Российские власти понимают, что силы специального назначения должны находиться в подчинении высших органов управления, чтобы получать прямой доступ к информации и принимающим решения лицам. Только тогда они могут действовать эффективно. У нас было Командование сил специального назначения, находившееся в подчинении Министерства обороны; в ПНР — Второе управление Генштаба, которое занималось разведдеятельностью. А сейчас мы сместили спецназ вниз, под Главное командование, из-за этого началась деградация: удлинился путь к информации, решениям, и, соответственно, снизилась эффективность (в общем, яйца всеми силами стремятся помешать хореографии).

— У россиян тоже есть с этим проблемы?

— Нет, там понимают специфику функционирования сил специального назначения, эти войска пользуются большим уважением. Резюмируя: это, действительно, очень опасное оружие, которое полностью подчинено решениям военных и политических властей. Они не останавливаются ни перед чем и готовы вести действия с нарушением норм международного права (попрали международное право! От ведь чо вытворяют! Нельзя под надуманным предлогом вторгаться в чужое государство в 21 веке и все такое), что показали события в Крыму. Их основной миссией остаются диверсии, саботаж и даже политические убийства — физическая ликвидация конкретных людей, а также провоцирование хаоса на конкретной территории. В этом смысле они тоже опасны (как? и в этом опасны? какие всё таки опасные), так как могут войти в такие страны НАТО, как Латвия или Эстония (или Польша), и предпринять там действия по разжиганию разного рода беспорядков.

— Как выглядят самые элитные подразделения спецназа в сравнении с их лучшими аналогами на Западе?

— Мне не доводилось контактировать с ними лично, но я разговаривал с Марчином Коссеком, который, в частности, занимался обучением «Альфы», и у него осталось сильное впечатление. Но на самом деле невозможно проводить такие сравнения. Это другая философия формирования команд, там самую главную роль играет физический фактор, кинетическая сила, удар. В западных армиях ставка делается на технический фактор, ум, точность действий. В любом случае, и те, и другие — это элита. И встретившись с бойцом «Альфы» или «Вымпела» нужно считаться с тем, что перед вами стоит человек, который уверен в себе, чувствует свою элитарность (+7 к харизме) и готов бороться до конца, потому что так его научили.

— Как на этом фоне выглядит наш спецназ? (да бледно он выглядит)

— Мы начинали с того советского уровня, который я описал. Когда я пришел в армию, там было много решений, которые работают в России до сих пор. Но за последние годы мы отметили огромный прогресс. Мы сделали ставку на качество и элитарность (+100 к пафосу), а не на численность. Мы тесно сотрудничали с американцами, британцами, то есть с мировыми лидерами (по их собственному признанию), и это позволило создать Командование сил специально назначения. Раньше говорилось, что у нас есть только GROM, который хорошо зарекомендовал себя в Ираке и Афганистане (на подтанцовках у пендосов, да, бодро таскали ящики с оружием, похвалили нас, вот), сейчас задания на том же уровне могут выполнять спецназовцы из Люблиньца. У нас есть отличные подразделения AGAT, NIL, Formoza и группы поддержки. Мы на самом деле вошли в элиту (в который раз он сказал это слово?).

Проблемой на мой и не только мой, но и наших партнеров, взгляд остается снижение положения войск специального назначения в системе командования, ее распыление. Специальные подразделения нельзя втискивать в общий обычный процесс командования: у них другие задачи. Сложно проводить специальные операции, подчиняясь общевойсковому командующему. Произошла унификация, войска специального назначения подчинили Главному командованию, а это ошибка. Необходимо вернуть Командование сил специально назначения и подчинить его тому, кто имеет непосредственный доступ к разведывательной информации и право принимать на ее основе решения, а одновременно может обеспечить секретность проводимых действий, как это было раньше. Конкретно, это должен быть министр обороны, разумеется, со связными командами во всех военных структурах.

— Чему польскому спецназу или западным «командос», кроме доступа к информации, следует поучиться у россиян?

— Я думаю, решимости и стойкости, которые очень важны в этих войсках. Конечно, у нас с этим не так плохо (точно?), но из-за того, что и здесь, и на Западе, мы живем все лучше (ну да, вы то драите унитазы аж в самой Германии, объективно ВВП на душу ниже российского), и из-за системы, которая учит, что на первом месте всегда стоит человек, и только потом — миссия (абсолютно такая же система, у россиян душка просто побольше), россияне могут пойти гораздо дальше. Сформулирую это так: если посмотреть в прошлое, обученные западные специальные подразделения напоминают рыцарей, а россияне похожи, скорее, на древних варваров (this is spartaaaa!!!) . К сожалению, варвары очень часто побеждали рыцарей (открыто признает, кому при столкновении стоит рыть себе могилу), потому что они не придерживались рыцарских принципов и правил игры (не умеем мы цивилизованно спецназить). И это стоит по крайней мере осознавать (рекомендуется).